Наступил вечер; изнемогший от ходьбы, Бен-Жоель зашел в первую попавшуюся избушку попросить кусок хлеба и несколько глотков вина. При выходе оттуда ему встретился случайно барышник с тремя парами прекрасных лошадей.
— Приятная встреча! Сам черт помогает мне, как видно,— проговорил цыган.— Эй, приятель, погоди!
— Чего вам?—спросил барышник.
— Нельзя ли полюбопытствовать, куда вы держите путь?
— Что ж, это не тайна, в Париж еду.
— В Париж? Вот это мне как раз кстати. Можно мне ехать вместе с вами?
— Дело ваше, дорога не моя!
— Да, но лошади — ваши. Славные кони!
— Да, ничего себе. Они, сказать к слову, заказаны для королевской конюшни,— проговорил самодовольно барышник.
— А в ожидании, пока король или придворные вельможи будут на них разъезжать, нельзя ли мне, бедному смертному, попользоваться ими немного и подъехать до
Парижа? Умоляю вас, окажите мне эту милость. Я страшно устал, ни копейки в кармане... Войдите в мое положение. Притом я мог бы вам кое в чем помочь в дороге...— проговорил цыган.
— Чего же лучше? Я сам очень рад! Дело в том, что мой работник в дороге захворал, ну вот я и остался один. Я еще вознагражу вас хорошенько, когда приедем в Париж! — отвечал обрадованный барышник.
Бен-Жоель не заставил себя долго просить и в одну минуту вскочил на лошадь. Барышник сразу увидел, что лошади попали в умелые руки.
Таким-то способом брат Зиллы прибыл в Париж. Почти в то же время и Сирано въезжал в город в сопровождении Кастильяна и Марот.
Убедившись в неудаче своей попытки отравить Мануэля, Роланд де Лембра отправился к прево и застал его поглощенным разбирательством дела Мануэля.
Следствие подвигалось довольно быстро, и аккуратный до педантичности судья сам проверял малейшую бумажонку, касавшуюся этого запутанного дела.
Заметив графа, он поднялся со стула и сделал несколько шагов ему навстречу.
— Простите, пожалуйста, что я осмелился прервать ваши занятия, но...
— Но вы хотите узнать результат нашего дела? Не так ли, граф? — спросил Лямот.
— Действительно, меня сильно интересует этот процесс. Конечно, не месть и не упрямство руководят моим любопытством, но мне просто хотелось бы узнать настоящий повод этого загадочного обмана, чуть не погубившего меня.
— Если бьг мы могли поверить обвиняемому, то оказалось бы, что тут нет никакого обмана.
— Неужели он до сих пор еще продолжает упрямиться? — с величайшим удивлением спросил Роланд.
— Представьте себе, что да, и притом просто с каким-то остервенением, чуть ли не с пеной у рта. Я только что был у него.
— Неужели? Непостижимо!
— Он осмеливается утверждать, что ему действи-тельно по праву принадлежит имя и титул графа де Лембра и что вы будто бы прекрасно знаете об этом.
— Я знаю?!
— Да. И он утверждает,— положим, это немыслимо, но он убедительно настаивает на этом и на суде обещает представить какое-то неопровержимое вещественное доказательство, подтверждающее правдивость его слов.
— Вещественное доказательство?.. Что бы это могло быть? — пробормотал Роланд.
— Не знаю. Он пока не говорит, в чем дело.
— Но как вам кажется?
— Буквально не могу ничего предположить. Только вот что поразило меня. Во время моих прежних допросов Мануэль был очень печален, уныл, отвечал на вопросы как-то вяло, нехотя. Теперь же он буквально переродился: отвечает уверенно, спокойно, и видно, что он вполне уверен в своей победе. Знаете, это меня озадачило и, скажу правду, беспокоит!
— Не можете ли вы найти возможность проникнуть в его мысли? Мне кажется, что это человек чрезвычайно изворотливый и что все это устраивается им для приведения нас в заблуждение. Не комедия ли это?
— Ну, я думаю, что всякая комедия исчезнет перед страшными орудиями допроса.
— Вы думаете, что он во всем сознается?
— Да, через несколько дней я приступлю к допросу Лучшее средство к получению правдивых ответов...
— Какое?
— Пытка.
— Да, я забыл об этом,— холодно проговорил Роланд.
Граф торжествовал: то, для чего он приехал сюда, само собой устроилось. Он знал, что в застенке самые закаленные люди не выносят мучения, и надеялся при помощи жестокой пытки заставить Мануэля отказаться от своих прежних слов, иначе говоря, отказаться от имени и титула, принадлежащего ему по праву. ; •— Да, кстати, не посылали ли вы кого-нибудь к Мануэлю? — спросил судья.
— Да, я посылал ему немного провизии. К стыду своему, должен сознаться в своей слабости. Мне стало жаль этого юношу, и я хотел усладить его горе.
— Ну, вы уж слишком снисходительны: с подобными людьми церемониться нечего.
— Скажите, это он сообщил вам об этом?
— Нет, тюремщик.
— Видите ли, дело в том, что я приказал не говорить, от кого это. Но, вероятно, Мануэль почему-либо догадался и уже на следующий день не принял моего дара.
— Да, из некоторых слов обвиняемого я заключаю, что возобновившаяся у него надежда имеет что-то общее с этой посылкой...
Роланд вздрогнул от ужаса, но вскоре успокоился: ведь его превосходство над Мануэлем, наконец, ряд обвинений, основанных на фактах, уничтожат все показания ничтожного авантюриста, и, попрощавшись с судьей, граф поехал к маркизу де Фавентин.
Со дня ареста Мануэля Жильберта терпеливо исполняла волю отца. Ни па чем не основанная невиновность Мануэля становилась уже для нее самой иногда совершенно сомнительной. Снова была она свергнула с высоты своих грез: ее любимый, обожаемый Мануэль оказывается сыном садовника! Да, при всем желании она не смеет мечтать о нем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94