— добавил он, подавая ей письмо.
— Оставьте, сеньор, ваши любезности при себе, Прощайте!
Крепко расцеловав цыганку, Сюльпис хотел было помочь ей сесть на лошадь, но она быстро вскочила в седло, почти не касаясь стремян
— О, да ты настоящая амазонка! — заметил Касти-льян, отвязывая лошадь от дерева.
— Будьте осторожнее! — проговорила она, посылая воздушный поцелуй.
— Скорее возвращайся! — ответил молодой человек. Марот хлестнула лошадь и быстро скрылась вдали
Сюльпис, облокотившись о ствол дерева, всю ночь провел почти в одной позе, внимательно следя за домом кюре, в опасении чтобы Бен-Жоель не вышел из него и не унес с собой драгоценный документ.
Лишь только первые лучи восходящего солнца украсили небо, как на дорожке, ведущей в церковь, показался какой-то поспешно идущий человек. Это был пономарь, спешивший к исполнению своих обязанностей; он боялся "опоздать, так как знал, что Лонгэпэ по будням обыкновенно очень рано служил обедню.
— Восхитительная вещь! Благоприятнейший случай для интимной беседы, пойду и все сообщу ему на духу, и, наверное, моя исповедь заинтересует его более, чем при-: знание в самых замысловатых грехах! — подумал Касти-льян, направляясь к церкви.
В совершенно пустом храме царил еще полумрак; подойдя к алтарю, Кастильян набожно преклонил колена, потом, увидев подходящего пономаря, быстро встал и приблизился к шарахнувшемуся от неожиданности служителю.
— Успокойтесь, успокойтесь, это я, бедный путешественник, я к вам с просьбой! Будьте добры сообщить господину кюре, что я прошу его оказать мне величайшую услугу — исповедать меня после обедни!
Подобная, просьба совершенно успокоила нервного служителя, который, любезно показывая Кастильяну на исповедальню, проговорил:
— Подойдите туда и обождите немножко, скоро кюре придет служить обедню, а потом исполнит вашу просьбу. Служба сегодня продлится недолго.
— Благодарю вас. Это — для бедных,— добавил Сюльпис, протягивая серебряную монету пономарю и отправляясь в указанный угол храма, где вскоре весь погрузился в размышления о своей предстоящей исповеди.
Гулкие шаги кюре известили молодого человека о прибытии священника и о начале службы.
Несмотря на все свое доверие к Бен-Жоелю, Жак, быть может просто инстинктивно, тщательно запер свою комнату, в которой уже два года хранился драгоценный документ.
— Вас ждут в исповедальне,— сказал пономарь по окончании обедни.
— Вероятно, один из моих прихожан сделал какой-нибудь важный проступок, раз так рано пришел к исповеди?
— Нет, это какой-то приезжий, нездешний.
— Странно! Кто бы это мог быть? Ведь никто не приезжал вчера в Сен-Сернин, кроме Кастильяна, секретаря Бержерака?
— Не знаю. Я не разглядел его как следует, а голос тоже совершенно незнакомый.
— Давай мой стихарь скорее: неудобно заставлять себя ждать.
Надев стихарь, Жак гулко зашагал к исповедальне и, бросив пытливый взгляд на ожидающего, уселся на свое обычное место в ожидании Сюльписа.
— Ну, слава Богу! Наконец-то,— пробормотал молодой человек, с облегчением вздыхая.
— Что такое? Вы что-то, кажется, сказали? Будьте добры произнести теперь молитвы покаяния!
— Простите, отче, но моя исповедь не религиозного характера. Она касается чисто мирских дел, и, прося вас выслушать меня здесь, я исключительно имел в виду совершенную ошибку.
— Вы смело могли побеседовать у меня на дому, не опасаясь любопытных ушей,— возразил кюре, все больше и больше заинтересовываясь оригинальной исповедью.
— Нет, я имел основание избегать разговора у вас на дому, не предупредив вас. Позвольте мне все рассказать вам!
— Пожалуйста!
— Мое первое желание сообщить вам мое имя. Это имя, вероятно, вас поразит немного. Меня зовут Сюльпис Кастильян.
Кюре вздрогнул.
— Вероятно, вы хотите мне сообщить, что у вас уже есть один Сюльпис Кастильян, который в настоящую минуту находится в вашем доме. Теперь вопрос в том, чтобы определить, кто из нас настоящий Кастильян. Вот я и прибыл сюда, чтобы помочь вам разобраться в этом щекотливом вопросе. И если вы выслушаете меня терпеливо, то очень скоро ваше недоумение и сомнение исчезнет.— И Кастильян чистосердечно рассказал свою одиссею, не исключая даже происшествия с Марот.
— Возможно, что все это чистейшая правда, но я боюсь принимать окончательное решение, прежде чем получу какие-нибудь вещественные доказательства ваших слов,— сказал Лонгэпэ.
— Боже мой, да я и не требую такого быстрого доверия и нисколько не удивляюсь тому, что вы не хотите признать во мне настоящего Кастильяна, так как этот вор успел уже заранее заслужить ваше доверие. Но я просил бы вас только об одном!
— О чем же?
— По просьбе моего господина вы должны встретиться с ним в Колиньяке. Так вот, сделайте одолжение и не уезжайте туда, а подождите до приезда Берже-рака.
— Как так?
— Я прошу вас об этом исключительно потому, что боюсь, как бы этот человек, которого вы принимаете за меня, оставшись с вами наедине, не лишил бы вас жизни, чтобы украсть этот документ.
— Ну, вы уж слишком мрачно рисуете все: ведь я не ребенок и умею защищаться, мой друг!
— Конечно, но согласитесь сами, что, имея возможность защищать себя перед одним, вы будете беспомощны, когда на вас нападут его помощники, которых у него может оказаться очень много. Наконец вам необходимо остаться даже потому, что я послал Бержераку письмо, прося его немедленно приехать сюда.
— Вы написали подобное письмо?!
— Да, сегодня ночью эта самая Марот, которая была причиной моей неудачи, повезла это письмо моему господину
— Если вы говорите правду, то, признаюсь, вы вручили это письмо в весьма подозрительные руки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94