Собственно говоря, я хотел вас спросить, можете ли вы завтра утром собраться в путь?
— Завтра утром? Что вы, разве могу я бросить моих прихожан? Притом,— прибавил священник, снова просматривая письмо, в то время как Бен-Жоель энергично принялся за только что приготовленный для него ужин,— притом, следуя указаниям Сирано, я вижу, что он хочет выехать из Парижа лишь спустя четыре дня после вашего отъезда. Вполне достаточно, если мы приедем одновременно с ним, стало быть, у нас есть два свободных дня, в продолжение которых вы можете немного отдохнуть.
Подобный план не особенно улыбался Бен-Жоелю: он каждую минуту боялся погони и хотел как можно скорее завершить это дело.
— Как вам угодно, я вполне подчиняюсь вашим распоряжениям! — скромно ответил он.
Говоря это, цыган надеялся хитростью или силой овладеть документом, о важности которого он не находил нужным сообщить своему гостеприимному хозяину
В тот самый момент, когда Бен-Жоель и Жак, весело болтая, сидели за столом, в Сен-Сернин поспешно прискакал настоящий Кастильян.
Необходимо вернуться назад, чтобы описать путешествие увлекающегося молодого человека. Ничего особенного, достойного описания, не случилось с ним вплоть до Фонтеня, куда он прибыл с той же досадой на себя и с той же жаждой мести Бен-Жоелю, какие овладели им в первую минуту пробуждения после ужина.
В Фонтене же его ожидала новая неожиданность. В то время когда он в вечернем сумраке въезжал на единственную улицу деревни, из тени появилась какая-то фигура и подошла к всаднику.
Сюльпис с трудом рассмотрел маленького деревенского парня с выбившимися из-под шапки длинными полосами.
— Эй, чего тебе? — окликнул он мальчишку, схватившего его лошадь под уздцы.
— Я хочу проводить вас на постоялый двор! — ответил мальчик.
Этот голос поразил Кастильяна: он слышал его уже не в первый раз.
— Ты очень любезен! Ну веди, если хочешь! Мальчик быстро повел лошадь и вскоре остановился
у ворот постоялого двора.
— Жан, возьми фонарь и иди принять лошадь у сеньора! — крикнул он во двор.
Когда ворота отворились и в них показался конюх с зажженным фонарем, Сюльпис взял у него фонарь и хотел им осветить лицо парня, но тот уже исчез.
— Нет, это немыслимо! — пробормотал секретарь.— Можно ли здесь поужинать?—спросил он конюха.
— Ваш ужин уже готов, господин!
— Как — мой ужин?!
— Ну конечно, вас ждут уже с утра!
— Черт знает! Тут опять что-то неладное! Впрочем, все равно терять-то мне больше уж нечего! — пробормотал он, входя в низенькую дверь, из-под которой виднелся свет
— Сюда пожалуйте! — проговорил Жан, провожая его в отдельную комнатку.
— Благодарю вас,— отвечал Сюльпис, решивший уже ничему больше не удивляться, и, толкнув дверь, вошел в комнатку, где должен был находиться так своевременно приготовленный ужин. Действительно, стол был
уже накрыт; около него стоял прежний парень. Взглянув на него, Сюльпис весь покраснел, бешеная злость с прежней силой овладела молодым человеком.
— Марот! О проклятая предательница! — крикнул он, злобно хватая за руку парня, в котором он узнал цыганку.
Марот, бледная, молчаливая, робко опустив глаза, стояла перед разъяренным молодым человеком.
Сюльпис инстинктивно схватился за рукоятку шпаги, но, одумавшись, сильно сжал крошечные ручки танцовщицы, злобно устремляя на нее свои лихорадочно блестевшие глаза.
— Где мое письмо? Говори, проклятая! — крикнул он с яростью Или ты еще хочешь насмеяться надо мной, мало тебе той ночи?!
— Господин Кастильян,— проговорила цыганка дрожащим от волнения голосом,— можете убить меня. Вы имеете полное право на это: я подло поступила с вами. Но я горько каюсь в этом. Ведь нас не учили добру, кто внушал нам любовь к честности? Кто учил нас отличать добро от зла? Мое раскаяние пришло слишком поздно, чтобы спасти вас, но я еще могу помочь вам выпутаться из этой беды. Скажите, хотите ли вы принять мою помощь? Предупреждаю вас, что вы не пожалеете, если примете меня в свои помощницы.
— Фразы! — возразил Кастильян, глядя с недоверием на цыганку.
— Вы сомневаетесь во мне? Напрасно! — Затем, принимая свой обычный веселый тон, она прибавила: — Послушайте, бросьте ваше недоверие: ведь все равно я не знаю ваших дел, далее, Бен-Жоель теперь уже далеко отсюда, а самое главное — не будь на то моего желания, я бы никогда не попалась вам на глаза. Так протяните же мне свою руку и сядем-ка ужинать, пока я расскажу вам свой план действий, иначе говоря, помощи! — очаровательно улыбаясь, говорила цыганка.
Но Сюльпис думал о том только, как бы скорее прибыть в Сен-Сернин и исправить свою ошибку.
— Ты ловкая штучка,— возразил он, еле сдерживая улыбку удовольствия,— ты устраиваешь все по-своему и невольно заставляешь с собой согласиться. Но только помни, теперь тебе не удастся меня околпачить своими дьявольскими выходками! — добавил он, пожимая руку цыганки.
Мир был заключен, и молодые люди сели ужинать.
— Скажи, почему твои отношения так внезапно и странно изменились? И каким способом, как добрый гений, ты вдруг встречаешь меня здесь? — спросил молодой человек.
— Почему я изменилась? Право, не знаю. Разве можно объяснить подобные вещи? Когда я увидела вас в первый раз, то была совершенно равнодушна к вам и потому дала слово обмануть вас; немного погодя, однако, я стала колебаться и думала о вас, о вашей честной прямоте; стала вспоминать ваши речи, взгляды, и вдруг я совершенно изменилась, почувствовав, что я совсем уже не та. Я уже не узнавала себя. Я думала лишь о том, чтобы видеть вас, помочь вам, заставить забыть все прежнее и показаться вам совсем уже другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94