— Господа, наш друг — офицер... Имеет диплом с отличием. Особенно преуспевает в тактике. Так что теперь есть кому по достоинству оценить ваш труд.
Бури, оказывается, неплохо информирован о моей биографии. Для меня это не новость, но все же...
— Думаю, пора начинать!
Абдула взглянул на свои часы и резко махнул рукой. За его спиной один из мятежников нажал спусковой крючок ракетницы. Шипя, взвилась и тут же рас сыпалась на тысячи красных огоньков ракета. Откуда- то сверху ответила глухая дробь автомата, вторая, третья, и пошла перекрестная стрельба. Замелькали перед стеклами бинокля хлопки взрывпакетов, серые людские фигурки, быстро спускающиеся с гор.
— Перед вами ученики Уильямса. Мы дали этой группе условное название «черные тюльпаны»,— начал пояснять мне Абдула.— Не правда ли, впечатляющее зрелище? Настоящая лавина смерти! В обороне «красные маки». Посмотрим, как встретят неприятеля воспитанники Рахити.
— Не сомневайтесь, встретят, как надо... как учил! — довольно самоуверенно заверяет он, не отрываясь от окуляров стереотрубы.— Хорошо, очень хорошо,— одобряет он своих молодцов.— Надо поближе подпустить противника. Не стрелять, не стрелять! Еще рано!
Нервы, видать, сдают у советника. Забыл, что окопы далеко, никто его приказов не слышит.
Мистер Уильяме, косая сажень в плечах, спокоен. Посасывает, как ребенок соску, давно погасший окурок сигары, чешет затылок, скребет себя под мышками. Дышит тяжело, хрипло, как простуженный. На походный стульчик сесть не пожелал, отодвинул его небрежно от себя, чего доброго, раздавить может казенное имущество. Оптическим стеклам не доверяет, видит вдаль, как ястреб с высоты. У советников сегодня был особый день. Шли итоговые показательные учения в присутствии самого лидера «Шамшари ислами». Три месяца более трехсот молодых мятежников проходили военную подготовку под руководством опытных иностранных учителей здесь, в горной глуши, подальше от дурного глаза. Неизвестно, на какие деньги и как, но Бури сумел организовать учебу пусть небольшого, но собственного отряда мятежников. Это был резерв для тех отрядов, которые сражались сейчас в Афганистане и несли значительные потери. Вместо победных реляций его командиры, как сговорились, слали одни и те же донесения: «Нуждаюсь в пополнении, кончились боеприпасы, нет медикаментов и продовольствия...» Все, что отправлялось в отряды, словно проваливалось в пропасть. Особенно плохо обстояло дело с людскими резервами. Не так-то просто было найти и обучить новое пополнение мятежников.
* * *
Разными путями шло комплектование военного учебного лагеря. Одних афганцев привела сюда нескрываемая злоба к новому режиму. Подумать только, в один
день из богатого помещика в голодранца превратиться. Отобрали всю землю, оставили жалких тридцать джерибов. Сам паши, сам сей, сам и урожай собирай. Нет, лучше автомат на шею и на большую дорогу. Других добровольцами сделали нужда и голод. А третьих загнали в лагерь просто дубинками и прикладами. Отлеживают бока в палатках для беженцев, здоровые буйволы, а родину освобождать не желают. И прикладом, прикладом, кованым ботинком под зад. Каждая группировка пыталась опередить другую, свирепые вербовочные командиры прямо за руки и за ноги волокли в свои лагеря тех, кто брыкался, пытался улизнуть от «святого дела». А здесь уже не удерешь, глухой забор, колючая проволока. Инструкторы, что псы цепные. Меньше учат словами, больше кулаком и палкой. Учебный лагерь Бури не составлял исключения. Отсюда, с командного пункта, виден глухой дул со сторожевыми будками, глиняные плоские крыши казарм. Вокруг на много километров ни кишлака, ни кочевой стоянки. Сейчас в лагере, кроме часовых, никого. Все воевали, шла очередная проверка военного мастерства мятежников. Скоро им предстоят не учебные, а настоящие, кровавые бои. Вот там, за снежными пиками, на родной земле. И патроны будут не холостые, а смертоносные, и не взрыв пакеты, а гранаты боевые. Но пока нечего бояться, противник — условный. И почему же не порезвиться, когда знаешь, что никто тебя не убьет и не ранит. Одна потеха на глазах почтенного начальника.
«Красные маки» не стали дожидаться, пока к их позиции подойдет противник. Вылезли из окопов, повалили всем скопом навстречу атакующим... Сошлись, забыв о флангах, огневых точках. В бинокли хорошо видно, как хватают друг друга за грудки, о чем-то жарко спорят, как на базаре, размахивая руками. Кое-кто уже отвоевался, присел на корточки, закуривает.
— Но что это? Господа, вы можете мне объяснить, что это? — опуская свой бинокль, спрашивает с удивлением Бури.
Ему никто не отвечает... Советники делают вид, что очень заняты, глаз оторвать от оптических стекол не могут.
— Салех, может, вы мне поможете разобраться, что происходит на поле боя?
Я ответил честно, что видел:
— Бой не получился, идет просто перебранка... Надо все начинать сначала.
— Вы слышите, господа, что говорит наш коллега? Бой не получился!
— Слышим, не глухие! — резко, со злостью отозвался мистер Уильяме.
— Да, да, сказалось наше отсутствие в отрядах. Ваши люди не могут без кормчего,— подал свой голос и Рахити.
— Учи не учи, грязный сброд, а не повстанцы, хуже стада баранов! — со злостью добавил американский советник.
— Вы не имеете никакого права так говорить об афганцах! — искренне возмутился я.
— Да плевать мне на тебя и на твоих афганцев! — нагло, с вызовом отвечает он.— Все вы недоразвитые
верблюды!
Лицо у него побагровело, на шее вспухла синяя
жила.
— А ну повтори, что ты сказал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87