Рублик не требуется. Скардис сегодня Крез, каким никогда не был.
— Ржу, но не над тобой, будь спокоен. — Скирмонис дружески берет Скардиса за плечо, затаскивает в мастерскую.—Почему-то вспомнил нашу встречу три месяца назад, когда мы шли к Градовским. Тогда ждал звонка того же самого человека, как и сегодня, но вместо него позвонил ты. А еще говорят, что в жизни ничто не повторяется.
— История повторяется, сказали Плутарх, Сенека, Аристотель. Повторяется, дружище, только с другого конца! Вот, положим, я. Три месяца назад, как ты соизволил вспомнить, я был трезв, нищ и здоров как динозавр. А что сегодня? Полуживой миллионер с дырявым желудком.
— Не говори загадками. Наследство из Америки получил, что ли? —шутит Скирмонис.
— Дичпетрис снизошел. В прошлый понедельник — трр! — звонок из издательства. Поднимаю трубку: Вайзбунас! Так, мол, и так, товарищ Скардис, будьте любезны, сам товарищ Дичпетрис желает вас видеть. А я, сам знаешь, уже успел принять. Если желает, пускай видит, говорю. Встречу как брата родного. Вайзбунас заткнулся и опять рот разинут, вякает чего-то, нужного слова не находит. Как же вы так, товарищ Скардис... нельзя... надо считаться... все-таки сам товарищ Дичпетрис... Знаешь что, говорю, неуважаемый товарищ Вайзбунас, пошел ты... И положил трубку. Вижу, ты не одобряешь, дружище: неинтеллигентно, невежливо с моей стороны. А они-то красиво поступали, этот товарищ Дичпетрис со своей конторой? Свиньи! Ты уже забыл всю эту историю, — значит, посторонний человек, а у меня до сих пор вот тут сидит. Представь себе: больше года пролежала рукопись, а они ни бе ни ме. Нюхали, щупали со всех сторон, собирали чужие мнения, а я в дураках, чтоб их черти драли. Трусы! Помню, однажды не выдержал — позвонил. Знал, после этого так называемого обсуждения все решено, а все-таки позвонил. Тому же самому засранцу Вайзбунасу. Как дела с моей книгой, уважаемый товарищ? Как ни верти, я автор, не могу не полюбопытствовать, почему такое затянувшееся молчание. В трубке кряхтят да мычат («Ах, это вы, товарищ Скардис... Приятно, приятно...»), потом Вайзбунас запел об удивительном августе, хотя всю неделю лил сплошной дождь, и под конец, присовокупив какой-то привезенный из Паланги каламбур, пожелал мне хорошего творческого настроения, без которого, мол, невозможна плодотворная работа писателя. Ну что ты скажешь про такого златоуста, дружище? Зверь в заграничных джинсах! Я, значит, обозвал его и попросил говорить по-человечески. Ну да, ясно, понятно, товарищ Скардис, абсолютно понятно... вы уж простите... мы, видите ли, иногда... Вообще-то мне лично ваш роман ничего... понравился... Есть такие страницы, что ого, если можно так выразиться. Любопытно, свежо, оригинально, сказал бы я... Но, знаете ли, это... отнюдь не совпадающее с мнением авторитетных товарищей, высказанным на обсуждении книги. Жаль, жаль... С нашего делового разговора прошло много времени, страсти остыли, самолюбие успокоилось, так что и у вас, товарищ Скардис, была возможность спокойно обдумать свои позиции, сделать соответствующие выводы. Между тем мы, издательство, остались при своем прежнем мнении: доработка романа — только на пользу. Не так, конечно, как указывали на обсуждении, но... Да вы и сами понимаете, товарищ Скардис. Товарищ Дичпетрис, из
самых благих побуждений, уже хотел вам звонить,.. Зайдите к нему. У него весьма рациональные и, полагаю, приемлемые для вас предложения, как улучшить роман.
9
На другой день перед полуднем Скардис уже сидел в кабинете самого товарища Дичпетриса и листал только что вышедшую повесть Довидаса Рамунайти-са. Прекрасные иллюстрации, хорошая бумага, словом, роскошное издание, под стать таланту автора, который кстати, вряд ли заслужил бы столь дружное внимание издательских сил, не будь Рамунайтис членом художественного совета издательства. И впрямь в редкой книге столь органично слился талант художника-оформителя с талантом автора-организатора (дорогу личным контактам!)... «Когда же я вот так буду листать свой роман, пахнущий свежей типографской краской, перед которой тускнеет аромат самых чудесных цветов?» — насмешливо и одновременно с завистью подумал Скардис.
— Будем говорить откровенно,—сказал Дичпе-трис, пощипывая свои выцветшие брови.—Я еще раз внимательно прочитал ваш роман и, должен сказать, мнение авторитетных товарищей заставляет серьезно призадуматься... Само собой разумеется, издательство соглашается не со всеми замечаниями рецензентов и выступавших на обсуждении, но по сути они правы. Это признают и некоторые наши сотрудники, ознакомившиеся с вашей книгой. Мы думаем отдать ее на рецензию еще одному лицу.
— Кому же?
— Пока не знаю. А если бы даже знал, вы уж простите, нам дозволено иметь свои секреты. Ваш роман, как можно судить по отзывам, вызывает противоречивые суждения. Нужен авторитет, который поставил бы точки над «и».
Скардис про себя выругался.
— Хотите подстраховаться, дружище? Что ж, в таком случае дайте Умбертасу, плечи у него широкие.
Дичпетрис лениво похлопал кончиками пальцев себя по щекам. Голубые навыкате глаза глядели печально и устало.
— Ваш тон неуместен, товарищ Скардис. Во-первых, у меня не частное издательство, а во-вторых, вы в прозе новичок, так что не стоит быть слишком хорошего мнения о своей первой книге, хоть вы и признанный поэт.
— Креслице, ах, креслице... Как мы боимся его лишиться, дружище.
Дичпетрис зло хмыкнул.
— Ни у одной производственной организации нет столько хлопот с рабочей силой, как у нашего бедного издательства. Куда ни повернись, сплошные претензии; можно подумать, что писатель какое-то сверхсовершенное существо, что из-под его пера льются сплошь безошибочные мысли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145