— Музыка всех поколений — хорошая музыка,— сухо ответила она.
Он одобрительно кивнул. В душе даже обрадовался: их вкусы совпадают!
Назавтра Даниелюс пригласил ее в кино, а в конце недели Юргита как бы невзначай обронила, что в субботу в большом зале санатория состоится вечер отдыха и что, было бы с кем, охотно пошла бы.
Он сделал вид, будто не расслышал, однако отправился с ней на танцы. «Кто-нибудь пригласит ее, и я исчезну»,— решил он, поймав себя на мысли, что он не пара для молоденькой плясуньи.
Но когда другой пригласил ее, он даже вспотел от нетерпения: скоро ли, скоро ли конец? Затем весь вечер не отпускал ее. Стеснялся ее молодости, бледнел и краснел, когда поблизости кто-нибудь двусмысленно смеялся («Это надо мной, черт побери!»), и тем не менее толкался в танцующей толпе, кому-то наступал на ноги, стукался плечами, извинялся. «Неужто это я, Даниелюс Гиринис? — спохватывался он в минуты отрезвления.— Ответственный партработник, отец двоих детей? Можно подумать, будто мне шестнадцать, будто я мальчишка, первый раз пригласивший девчонку на танец...»
Утром он позавтракал в номере, а обедать явился последним, чтобы не застать Юргиту. И к ужину опоздал. Но на другой день сдался: желание увидеть Юргиту оказалось , сильней. «Мало того что на танцах осрамился, так еще прячусь, как набедокуривший школьник!.. Бог весть, что она обо мне подумает... Ну и пусть себе думает на здоровье!» — пытался он себя утешить.
— Случилось что-нибудь? — встревоженно спросила Юргита, когда Даниелюс как и обычно появилоя вечером в столовой.— Скверно себя чувствуете? Или другие земные заботы гложут?
— Ничего особенного, товарищ Юргита,— ответил он, пытаясь обесцветить свой голос— Когда-нибудь при удобном случае расскажу...
Но удобного случая все не было, хотя после этого они не раз встречались за обедом, бродили по парку, ходили на всякие увеселительные вечера. Да и представься он, этот удобный случай, Даниелюс ни за что не признался бы, что прятался от нее. Но разве можно спрятаться от того, что, как говорится, суждено свыше? Простофиля! «Где-то по земле ходит тот, кому она достанется. Эх, почему я не родился хотя бы на десять лет позже?» — ревнуя и сетуя, думал Даниелюс.
Близился день расставания. Накануне пошел снег, густой, щедрый, какой редко бывает в ноябре.
— Завтра за мной придет машина,— сказал Даниелюс за завтраком.
— А у меня еще два дня,— вздохнула она.— За мной тоже придет... поезд...
— Надо бы отметить наше расставанье. Не сходить ли нам ресторан?
— Дивное предложение! — обрадовалась Юргита.— А как со столиками? Наверно, все уже занято.
— Столик уже заказан.
— О! С вами не пропадешь!
Они немного помолчали, глядя в окно на белые шапки сосен. В сквере хлопотал толстяк дворник, расчищавший огромной фанерной лопатой дорожки, а какая-то озябшая парочка отдыхающих, задрав головы, глазела на белку, перескакивавшую с ветки на ветку.
— Вам этот пейзаж ничего не напоминает?— неожиданно спросила она.
— Что напоминает?— задумался Даниелюс— Пожалуй, детство: во дворе запряжена в розвальни лошадь... Там же мать, отец... Я на санках качусь с горы...
— Какая романтика!— улыбнулась Юргита.— А мне кажется — где-то я видела что-то похожее на холсте. Дворник, сосны, парочка, глазеющая на белку...
— Вы любите живопись?
— Иногда, под настроение, я и сама балуюсь... Когда-то я даже собиралась поступать в художественный институт, но журналистика взяла верх.
— Говорите «когда-то», словно это было десять лет назад...
— Если вас интересует мой возраст...
— Что вы, что вы..,— пристыженно выпалил Даниелюс.
— Полгода назад стукнуло четверть века.
— В самом деле?— воскликнул он, не скрывая своего удовлетворения.— А я то думал — вам двадцать, не больше.
Вы очень скупы. Что ж, спасибо вам за вашу скупость,— усмехнулась она и встала из-за стола.— Кажется, мы с вами опять уходим последними.
За обедом, на прощанье, они поставили новым соседям бутылку рислинга. Все вместе выпили, пожелали друг другу удачи, а вечером Даниелюс и Юргита отправились в ресторан, единственный в этом курортном городке. Поначалу разговор не клеился. Оба чувствовали себя неловко, словно впервые очутились вместе.
— Вам скучно?— произнес Даниелюс и беспомощно развел руками.— К сожалению, я не принадлежу к числу тех мужчин, с которыми женщинам весело. Уж вы простите великодушно, но анекдотов не знаю, не хохмач, в обстоятельствах серьезных и вовсе кажусь трагиком. В моем районе, в Дзукии, был такой случай. Самодеятельные артисты одного колхоза в виде премии получили полный набор инструментов духового оркестра. Шли годы, музыканты разъехались кто куда, трубы ржавели. И вот совсем недавно оркестр был создан заново, но играть ему не на чем... Дело в том, что один из бывших музыкантов приспособил все трубы... для гонки сивухи.
— А что здесь, простите, трагического?
— Я этот факт привел в одном из своих выступлений и всем отравил праздничное настроение. Меня за это по головке не погладили.
Юргита расхохоталась.
— Здорово заливаете! А еще говорите — не хохмач.
За столиком стало веселей. Даниелюс обмяк, почувствовал себя раскованным и принялся рассказывать о своем житье-бытье, о себе, о Ефимье. Правда, о себе он вначале говорил в третьем лице: дескать, у него был друг, друг легкомысленно женился на нелюбимой женщине, он давно развелся бы, если б не дети. Однако Юргита смотрела на него пронзительно-пристально, красивые губы кривила недоверчивая улыбка, Даниелюс краснел, путался, пока не признался: друг этот — он сам, это не чужая, а его собственная история.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180