Весь кишлак знает о его грязных делах, но никто и словом не обмолвится, боятся... Я один на всем свете, нет у меня ни родных, ни друзей, некому защитить от этого ужаса. Я брошен на произвол судьбы...
На Хайдаркула рассказ этот произвел тяжелое впечатление, рядом с злоключениями несчастного юноши померкли его собственные горести. О боже, как ужасен этот мир, где может быть допущена такая вопиющая несправедливость, такой произвол! Люди пожирают друг друга, родной шеи губит сына, рвет его сердце на части... Как это всевышний терпит такую подлость и преступления?! Где его благородный гнев? Почему он не разрушит этот мир насилия? Неужели бог слеп и глух к людским страданиям? Прости, о господи, прости! Грех, грех думать так... Уж лучше молчать!
— Как вас зовут, братец?
— Амон... мое имя Амон,— горько усмехнулся юноша,— словно в насмешку судьба подарила мне имя, означающее спокойствие, мир, защищенность... Нет, не в такое время появился я на свет.
— Не говорите так, Амон! Бог создал людей для того, чтобы они жили в мире, в согласии друг с другом и сделали жизнь прекрасной. Но есть среди них корыстные, жадные, для них все затмевает блеск денег, они ничего другого не видят и знать не хотят.
— Вот таков мой отец, Назарбай-картежник!
— Увы, таких Назарбаев много! И у каждого из них свои люди, покровители и опора. У вас в Гала Осиё — Назарбай, в Каракуле Гани-джан-бай, а в Бухаре десятки гани-джан-баев и Назарбаев...
— Нет справедливости на свете! Забыты честь и человечность.
— Но есть и немало хороших людей. Они повсюду... Они помогут человеку, вселят надежду на лучшее...
— Кто их знает...— задумчиво сказал Амон.
Хайдаркул ничего не ответил. Ему до боли было жаль Амона. В молодые годы так разочароваться в жизни, потерять веру и надежду, как это тяжело! А этому юноше пришлось особенно плохо: его обидел собственный отец, отец, который призван оберегать своих детей! Кому же верить, где искать защиты? Такое горе подобно землетрясению. Человек спокойно ходит по земле, пашет, сеет, строит, в полной уверенности, что нет ничего прочнее... И вдруг земля начинает уходить из-под ног, все рушится, гибнет... Где укрыться?
— Не отчаивайся, дружок,— заговорил наконец Хайдаркул,— недаром говорится: пока живешь — жива и надежда. Меня многому научили мудрые молодые люди, ученые, которые привели меня в этот дом.
Амон тяжело вздохнул и бросил благодарный взгляд на Хайдаркул а:
— Спасибо вам, ака, за ваши добрые, мудрые слова.
— Если тебе рассказать о моих злоключениях, ты поразишься, что я до сих пор живу и не пал духом. Да, я жив, здоров и полон желания достичь цели. Я обязан добиться того, что задумал. Здесь мне нужно пробыть месяца два-три. Потом меня отсюда заберут. И ты уйдешь отсюда со мной, а может, и раньше... Но мы уже не потеряем друг друга.
— Дай-то бог! Вы, конечно, выйдете, а я? Кто меня вызволит из этой тюрьмы? Нет у меня никого!
— Не беспокойся об этом! — решительно сказал Хайдаркул.— Найдется и у тебя избавитель. Вот-вот придет за тобой. Уверяю тебя, Амон-джан!
Юноша хотел что-то ответить, но его прервал страшный стон одного из безумных. Этот стон разбудил остальных, и в одно мгновение поднялся дикий шум. Больные кричали, визжали, хохотали, ругались... И тогда раздался пронзительный крик Хайдаркула:
— Помогите! Да сгинут насильники, да сгорит их дом!..
В доме, где любви нет, мира и покоя нет,— гласит пословица. Так и в доме Гани-джан-бая не было ни любви, ни покоя. Да и не могло быть! Стоило только чьему-нибудь сердцу затрепетать от любви, как его тут же безжалостно растаптывали. Сердце исходило кровью или превращалось в камень. В этом доме блекли все краски живого чувства.
Месяца три прошло с того дня, как Гани-джан-бай навестил в последний раз свою вторую жену Адолат. С тех пор он был очень занят. Сначала шли приготовления к свадьбе, потом свадьба растянулась на несколько дней, затем бая ранили, и он лежал, не вставая, в комнате молодой жены Магфират. Когда ж он поправился, то, позабыв остальных жен, всю любовь и ласку отдавал только ей. Служанки посмеивались: Младшая жена сердце унесла. К тому же во время болезни бая накопилось много дел.
Адолат, умная, рассудительная женщина, не выражала ни малейшего недовольства пренебрежением мужа, лицо ее не омрачала грусть, она спокойно сидела в своей комнате и занималась вышиванием сюзане.
Но старшая жена, Назокат, сгорала от ревности и зависти, не находила покоя.
Она всячески старалась отравить счастье бая и молодой соперницы. Ее служанки доносили своей госпоже обо всем, что им удавалось услышать. Рассказы о развлечениях Ганй-джан-бая с молодой женой разжигали ее ревность. А служанки, видя, как это ее волнует, присочиняли подробности, которых в действительности и не было.
Лежа ночью в одинокой постели, Назокат растравляла свое сердце, представляя, как в это время наслаждается бай. Воображение ее разыгрывалось, постель казалась покрытой колючками, она металась, стонала, мучилась...
Страшна ревность женщины. Она пожирает сердце и мозг, не дает ни минуты покоя, может довести до безумия. Старшая жена бая никогда не оправдывала своего имени Назокат, что означает — нежность, а в эти страшные для нее дни она потеряла всякую власть над собой, ничем не могла заняться... Даже единственная дочь стала ей противна. Если бы не служанки, так и сидела бы она в неприбранной комнате с грязным полом, с трудом заставляли ее что-нибудь съесть.
Открыто высказать свои чувства баю и Магфират она боялась, но исподтишка старалась им насолить. Таясь, она нападала на служанок молодой жены, драла их за косы, щипала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139