Еще на учениях рвануть бы пятерку — и наши в дамках.
— Да ты что! — удивился Евгений. Самодовольная ухмылка разлилась по смуглому лицу Анатолия.
— Не верится?.. Вот журнал учета, можешь глянуть сам. Сведения поданы в штаб батальона, утверждены начальством.
Евгений трудно постигал то, что услышал, и то, что увидел в журнале. Оформлено честь по чести. Против танкистов его взвода стоят звонкие пятерки, вписанные рукой Русинова. «Значит, можно верить... Когда же он успел?»
Должно быть, Анатолий понял его, весело заговорил:
— Молодцы у тебя ребята! Был я у них на взводном собрании. Мнение единодушное: подтвердить к осени звание отличного взвода.
И собрание, и то, как Русинов тренировал его танкистов «по двадцать шесть часов в сутки» — все вдруг представилось Евгению, и он побежденно пробормотал:
— Да-а, убил ты меня, Толя!
Он побаивался, что после размолвки у товарища не будет желания помогать ему, давать советы. Но Русинов оказался не из тех, кто носит камень за пазухой: подтянул его взвод да так, что позазидуешь. Евгению даже неудобно стало, ведь сам хотел обучать и воспитывать солдат, а прикатил на готовенькое.
Да полно, такое ли готовенькое! По сути лишь начало сделано. Дальше — непочатый край работы. Вот и учения надвигаются, а там опять стрельба, вождение, тренировки.
— Спасибо, Толя,— растроганно молвил он.
— А, перестань,— отмахнулся товарищ.— Если хочешь знать, я не для тебя только — для себя старался. Так что не будем о том.
— Ладно... А как уходил Одинцов?
— Было построение... Растрогал нас до слез, когда со знаменем прощался. Встал на колени, уткнулся в алый шелк и минут пять не поднимался. Такой уж человек.,. Вечером офицеры собрались в нашем офицерском клубе чай пить. До полуночи сидели с ним.
Анатолий восхищенно умолк, припоминая подробности.
— Вот хозяйский мужик! Никого не обошел, каждому дал напутствие. Надо, говорит, уметь мобилизовать ресурсы личности, чтобы умножить ресурсы подразделения. Не забывать о психологии молодежи, об извечной охоте померяться силами, удовлетворить самолюбие- И повторил: самолюбие, а не себялюбие. Это разные понятия. Двигающее — первое из них. Не должна дряхлеть и наша боевая ярость. Трудно все передать, Женька. Жаль, что ты не слышал сам. Это неповторимо, это школа. Тут и теория и практика в высшем синтезе...
— Да, Одинцов — это школа. Его смело можно назвать профессором танкового боя... А тебе он что сказал?
— Мне тоже подзарядил аккумуляторы — хватит до новой должности... Между прочим: была речь о тебе. Одинцов мне так сказал: «За Дремина головой отвечаете. Хочу, чтобы он был и вашим другом, и толковым
офицером. У него для этого есть все данные. А командиры рот в части постоянно требуются...»
— Спасибо, Толя,— признательно обронил Евгений. Помолчали, Русинов вдруг улыбнулся.
— Да!.. Тут было письмо от Светланы. Спрашивала о тебе. Я сразу дал ответ. Не заходила она?
— Заходила... Мы с ней решили расписаться.
— О-о, так ты не терял времени даром! — оживился Анатолий.— Поздравляю, Женя! Правильно сделал. Светлана — хороший человек. А я тоже хочу обзаводиться семьей. Квартиру мне дали...
И замолчал, убаюканно вперился во что-то дорогое ему. Думал о Лене, с которой недавно говорил по телефону.
«Что-то скрывает Толька! — понял Евгений.—Может, боится, что помешаю опять?.. Ну дело его. Я тоже пока помолчу о переводе в училище. И все же здорово, что он так подтянул мой взвод!»
— Что, пошли на ужин? — спохватился ротный, пряча карты,— Потом доделаем. Сейчас познакомлю тебя с твоим новым квартирантом...
И начал рассказыватвь о Володе Одинцове. Судя по всему, он был доволен новым командиром взвода. Над учебным центром трезвонился новый день. По небу плыли всклоченные облака. Утро занималось вет-ренное, по-осеннему прохладное. И от ветра, настывшей брони и от того, что ночь провел без сна, Евгений подрагивал. Жалел о джемпере, оставленном в общежитии,— понадеялся на хорошую погоду, а она взяла и испортилась.
Третий день идут учения. Вчера восточные основательно потеснили западных. Нынче — решающий день. Нынче определится, чья же победа. Наводчик Данелия, рыжеватый бровастый грузин, и заряжающий крепкорукий солдат Тиуноз сидели в готовности на своих местах. Они тоже продрогли. На лице у Тиунова топорщится темноватый пушок.
— Что же нет команды? — беспокоится Дремин.— Надо двигаться, пока не рассвело совсем. Да и теплее в движении...
В телефонах втрое прибавилось шума, точно заработал вентилятор,—кто-то включился на передачу. Близкий, как бы залезающий в уши голос прокричал:
— «Маховик» — один, два, три!.. Я «Маховик». Заводи — вперед!
— Понял, вперед! — сразу отвечал Евгений (по замыслу учений его взвод выступал первым). Передал приказ командирам экипажей и велел своему механику трогать.
— Есть! — отозвался по ТПУ Савчук.
Взводный даже представил, как он, поглядывая на приборы, готовит двигатель к запуску. Танк вздрогнул, оживая, ошалело загремел мотор. Через три-четыре секунды металлический звук набух многотонной тяжестью — механик включил передачу. И стальная глыба танка повалила с места, подминая кусты, роняя с бортов маскировку.
Все три машины вышли из лесной посадки. Набирая скорость, ходко двинулись вперед. Маршрут пролегал вначале по открытому холмистому полю, а затем — низинкой, по кустам, вдоль русла высохшего ручья. Выскочил и кинулся в сторону заяц. Полигонный, не слишком-то пугливый.
Русинов, комадир ГПЗ, долго выбирал этот путь. Отдавая приказ взводным, подчеркнул: в сторону не сворачивать. В дозор послал целый взвод:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104