Да скажи дежурному по штабу: пусть пока никто не заглядывает в кабинет и не звонят.
Все, что говорил и делал полковник Одинцов, он делал и говорил предельно обдуманно, как бы заранее предвосхищая тот результат, какого хотел добиться. А как сегодня? Добьется ли он того, что хотел бы видеть в своем преемнике? Этот вопрос не на шутку занимав его.
Вскоре зашел Загоров, стройный, подтянутый. И полковник невольно залюбовался им. Подал руку, здороваясь. Указал на стул у окна. Присел и сам за свой стол.
— Так вот, комбат, недоволен я опять тобой,—начал он и, видя, как у Загорова вскинулись серые глаза, как он расстроился и замер, хмуро подумал: «Эк болезненно воспринимает накачки!.. Ну да лучше пусть болезненно, чем равнодушно».
— Я сделал что-то не так? — спросил майор. Голос его звучал натянуто и даже обиженно. Он же так старается!
— У тебя вновь появились рецидивы старой болезни.
— Она забыта, товарищ полковник! — искренне отвечал Загоров. Это был хороший признак: значит, хочет избавиться от недостатка.
— Увы, и я так считал. Но вот стычка с Дреминым показывает, что ты еще рубишь с плеча.
— Он хоть кого выведет из терпения!.. Конечно, мы сделали его таким: все берегли, отличали —и вырастили изнеженную барышню.
Недовольство и злость отразились на сухощавом лице комбата. И это не понравилось Одинцову, но он пока молчал.
— Сам Дремин не сделал ни шагу вперед,— продолжал майор.— Классность по вождению не повысил, многие нормативы выполняет с трудом. О каком личном примере командира можно говорить? Во взводе забыто золотое правило: «Делай, как я!» Потому и считаю, что его пора хорошенько встряхнуть... Но, может, я слишком горячо говорил с ним?
— Горячо говорить — не порок, Опасно горячиться, когда говоришь во вред службе. Какое намерение у вас было?.. Встряхнуть молодого офицера. А тут речь идет уже о том, что его надо спасать.
— Разве это не одно и то же?
— В данном случае — нет... Вам Русинов докладывал, что забрал у меня рапорт? Полчаса тот ж» самый Русинов признался мне, что забрал на свой страх и риск, без согласия Дремина. Больше того, у них чуть не случилась драка! — Одинцов ожидающе откинулся на спинку стула: что теперь скажешь, комбат?
На лице Загорова недоумение сменилось беспокойством. Да, батя не зря взял его снова в шоры. Надеялся, что после капитального разноса Дремин спохватится, начнется его обновление, а выходит не так все просто.
Он понял, что беседа будет неприятная, и ему стало грустно, как не было грустно еще ни разу в жизни. Георгий Петрович видел, что творится на душе у комбата, однако не спешил на помощь. Худшее было впереди.
— Давайте распутаем этот клубок... Прежние срывы Дремина объясняются тем, что он допустил просчет в подготовке танкистов. Вы потребовали устранить недостатки, но забыли об элементарной вещи—не помогли взводному. Как называется такая ситуация, Загоров?
— Требовательность впустую. И чем она строже, тем хуже,— честно признал майор.
— Добре, одну истину установили,— холодно констатировал полковник— Но ведь прошлый раз лейтенант вел себя дерзко в иной обстановке. Вы спрашивали его не за дела взвода — речь шла о забытых формулярах. Почему же он встал на дыбы?
Загоров покрылся испариной от напряженного раздумья.
— Да-а, тут было что-то другое. Я допускаю, что ему неприятна моя резкость, что я был излишне придирчив и раздражен. Но, видимо, что-то добавилось к прежним негативным наслоениям!
— Так-так-так! Уже подходим к истине... Сами-то подумали, чем вызвана грубость и нетактичность? Или решили, что вам все ясно и сомневаться не в чем?
— Мне показалось, что все ясно... Почему же вы, не обдумав всего, написали рапорт и заставили командира полка идти по ложному следу?.. Отвечайте, Загоров!
Голос Одинцова стал резок и жесток. Руки на столе сжались в кулаки. Майор вскочил, словно подброшенный пружиной.
— Я погорячился, поддался чувству неприязни к этому офицеру.
Помедлив, Одинцов сбавил тон и доброжелательно продолжил разговор:
— Ценю вашу самокритичность. Надеюсь, теперь вы поняли?.. Русинов еще не докладывал вам, что случилось у Дремина?
— Нет, товарищ полковник.
— А случилась большая неприятность для молодого, влюбленного человека: девушка дала ему пощечину. Поэтому он слег тогда, вернувшись из города, поэтому задурил и нагрубил вам, комбат. А вы, не видя ничего, взяли его на рога и понесли. Хорошо, что дело кончилось только рапортом. Садитесь.
Майор сел, проговорил виновато:
— Да, моя гбрячность в таком случае была неуместной.
— Неуместной, — проворчал полковник, скомкав, смахнул со стола рапорт,— Она была вредной!.. Чтобы такие хреновины больше не поступали от вас. Это арбузная корка, на которой легко поскользнуться. Представляю, каким тоном разговаривали вы, поддавшись неприязни к молодому офицеру. Это брак, Загоров!
Майор снова поднялся, как бы давая понять, что целиком принимает обвинение, признает себя неправым.
— Ладно, хватит нам гвозди дергать. Садитесь, — подобрел Одинцов,— Я тоже веду себя не лучшим образом. Но вы заслуживаете того. И сами понимаете, что имею право на такой бесцеремонный разговор с вами.
Загоров подобрал свой рапорт и присел. Лицо полковника, до этого багровое от возмущения, понемногу приобретало обычный вид. Впрочем, хмуриться оно не переставало.
— Нельзя так вести себя командиру! Поймите это раз и навсегда. Я не намерен больше возвращаться к этому. Задача наказания не в том, чтобы пострадал виноватый, но чтобы его угнетало сознание собственной неправоты. Вот как вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104