Почуял, что освобождается должность ротного и решил обойти конкурента...
О себе, павшем, думалось жалостно, со слезой. Дышать было трудно, точно кто-то сдавил грудь. Подошедшего Русинова встретил кривой, вымученной улыбкой:
— Торжествуешь?.. Оркестр, туш герою! Ораторы, где ваши поздравления? Слава победителю, слава!
— Ты чего, Женя? — Анатолий глянул на него серьезно.
— А то, что друзья так не поступают.
— Это как же?
— А так, как мистер Русинов... Чего ты полез в ура-патриоты? Захотелось доказать, что твой взвод может успешно вести огонь при любой погоде? Об этом и так все знают.
Разумеется, об этом никто не знал,— лишь сегодня начали убеждаться. Несправедливое обвинение больно задело Анатолия.
— Разве я для показа выполнял упражнение?
— Для чего же еще?.. Других причин не вижу, Не выпендривался бы ты, стрельбы похерили, только и всего. Ротный уже настроен был да и комбат колебался... Эх, ты, друг!
О том, что говорил командир полка, Евгений почему-то умолчал. Благодушие сошло со смуглого лица Русинова, он уязвленно закусил губу.
— Ну, знаешь ли!.. Что я должен был ответить, что боюсь стрелять в такую погоду? Не для того мне офицерское звание присвоили, чтобы прятаться в кусты от трудностей да опасностей.
— Прав! Всегда прав Русинов. Браво! Только мне хочется спросить тебя: как можешь теперь считать себя частным перед товарищем?
— Сначала надо быть честным перед самим собой,— парировал Анатолий, раздражаясь и начиная жестикулировать.— Служба — мое дело, Женька. Ты это знаешь... Дело, без которого я себя не считаю человеком. Понял?
— Ого, хватил! —с сарказмом воскликнул Евгений.— Ты начинаешь изъясняться так же высокопарно, как Загоров.
— Подражать достойным образцам не считаю зазорным.
— Еще раз браво! Найден новый образец. Евгений Дремин — уже пройденный этап. Ведь он скоро переходит к тебе в подчиненные.
— Ты о чем! — набычился Анатолий.
— О том самом, ради чего ты прошелся сегодня по мне грязными сапогами. Ну и нюх у тебя, овчаркам на зависть...
Слова потонули в орудийном грохоте. Наводчики Русинова били так же дружно, как перед этим сам взводный и командиры экипажей. Евгений намеревался уйти, да вдруг раздумал: захотелось узнать результаты заезда. Быть может, завалится кто-нибудь из стреляющих! Это облегчило бы душу, хоть немного...
Молча стояли под сеющимся дождем, смотрели в сторону гудевших в тумане танков, словно ждали ответ на свой взвинченный разговор. Объявили результаты: все три наводчика стреляли отлично.
Лицо Анатолия расцвело в улыбке.
— Не лезь в бутылку, Женя! Я же тебе говорил, что в службе, как в атаке... Сегодня пятерка моя, завтра — твоя.
— Сегодня ты-ы, а завтра яа-а,— фальшивя, пропел Евгений.
Ему показалось, что товарищ улыбается издевательски, нагловато. Опять сдавило грудь, глаза застлало горячими, тяжелыми слезами.
— Поздравляю...
Круто повернулся и пошел прочь. Не хватало еще, чтобы увидели идиотские слезы у него на глазах. Русинов долго еще стоял на том же месте и грустно смотрел ему вслед. Лене с утра не давал покоя мотив песенки. Из глубины сознания наплывали задумчивая мелодия и слова «Где-то есть город, тихий, как сон...» С тех пор, как побывала в гостях у лейтенантов, в душе поселилось томление и беспокойство, которые никак не объяснить. Раньше было просто любопытство, желание общества забавных и милых парней. Теперь она тосковала, мучилась ожиданием.
Недавно Лена дозвонилась до танкистов, упросила дежурного передать Анатолию, что его срочно просит актер Русинов дать знать о себе. Дежурный пообещал выполнить просьбу не раньше, как дня через два,— лейтенанта снова не было в части!
Два дня прошло, и сегодня девушка с утра сидела в гостиной на диване с книгой, то и дело поглядывая на телефон. Книгу держала скорее для отвода глаз. Надо же показать отцу, что занята чтением!
Борис Петрович встал поздно. Из театра вернулся далеко за полночь, пока выпил чаю да улегся, проглотив снотворное, прошло около часа. Вот и проспал до одиннадцати утра. Теперь брился в своей комнате: доносилось жужжание электробритвы.
Лена не знала, зачем просила, чтобы позвонил Анатолии. И вообще не хотела задумываться над этим, даже отмахнулась от докучливой мысли. Не все ли равно!.. Вообще-то следовало бы вызвать Евгения. Пыталась убедить себя, что Анатолий слишком груб, невоспитан — и не смогла. И чем больше думала о нем, тем сильнее завладевал он ее воображением.
Он вовсе не такой, каким кажется. А главное — с ним чувствуешь себя легко, непринужденно. Неужели ее влечет к разбитному парню глупое дев.ичье любопытство? То самое, с каким поехала в гости к лейтенантам, с каким выслушивала объяснение Евгения... Вряд ли. Русинов не тот человек, с которым можно играть в кошки-мышки.
Если говорить честно, Лена тогда очень хотела, чтобы и он объяснился ей в любви (нравится же она ему!). Однако Анатолий сказал только обидные слова. Он словно из другого мира: решителен, прям, предприимчив. И догадлив, как бес,—от него ничего не скроешь не утаишь.
«Интересно, как он пронюхал, что Женя признался мне в любви? — гадала она.— Наверное, просто смекнул. Он же так растерялся, так задумался, когда вошел И увидел меня со своим дружком наедине...»
Странны и противоречивы девичьи поступки. Искать в них логическую взаимосвязь — напрасный труд. И самый здравомыслящий человек подчас беспомощно разведет руками, если попытается на основании одного поступка юной проказницы предугадать следующий.
В тот вечер, когда после возвращения с озера Анатолий поцеловал ее, она оттолкнула его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104