Все необходимое было зафиксировано в памяти, взвешено, но главное не давалось: решение на бой не приходило. И ощущение беспомощности не оставляло комбата. Казалось, над холмом повисла нехорошая, удушливая тишина. Что ж, мотострелки выиграют бой, а танкистам запишут поражение... Ну, возможно, за дружную атаку, использование темного времени суток накинут немного.
Загоров почти рассерженно думал о командире полка, который поставил его батальон в такие невыгодные условия. Корольков, судя по всему, занят был теми же мыслями.
— Говорят, сам батя выбрал этот район, посоветовал мотострелкам, как лучше укрепиться,— сказал он.
— А нам хоть по воздуху лети в атаку,— проворчал комбат, доставая папиросы.— Закуривай, Аркадий Фомич, да пораскинем мозгами.
Комбат все больше нервничал: сейчас прибудут подчиненные ему офицеры, а он даже не знает, что сказать им в боевом приказе. Чему научит он своих ротных? Ни разу еще не испытывал Загоров такого отвратительного ощущения. Он был удачлив в боевой игре и считал, что тот не командир, у которого не лежит в кармане готовое решение. А тут оказался в роли Ни-киты-приписника.
Корольков выпуская дым в траву, слегка выпячивая губы и поплевывая, тоже усердно думал, но ничего не находил и вещал скучным голосом:
— Перелететь по воздуху было бы неплохо. Только для нас это начисто исключено — не тот вес у коробочек.— Танки он по-фронтовому называл «коробочками».
Итог их размышлений был неутешительным. Казалось, единственное, что можно сделать, внезапно ударить среди ночи при сильном артналете на позиции западных. «А если все-таки нанести ядерный удар по верб-
люжему хребту?» — прикинул Загоров и отверг этр намерение. Вспомнилось, как однажды Одинцов сказал ему: сначала научитесь бить неприятеля наличными силами, потом хватайтесь за оружие массового поражения.
— Бате посоветовали подбирать себе замену, — хмыкнул Корольков.— Вот он и ставит свечи комбатам — ищет мудрейшего. Вчера на этом длинном бугре бездарно погорел наш сосед Станиславский.
Корольков имел знакомства в штабе полка, и некоторые новости узнавал раньше других. Слушая его, Загоров испытывал сложное чувство: и жалел бойкого конкурента, и радовался. А вдруг выбор Одинцова остановится на нем. Почему бы и нет?.. Но для этого надо показать себя находчивей Станиславского.
- А какое решение он принял?
— Примерно такое же, что и мы: используя результаты ядерного удара и огонь артиллерии, атаковать внезапно ночью.
— Что, Одинцов с ходу забраковал?
— Да нет, советовал подумать.— Начштаба важно помолчал: как-никак, он сейчас знал побольше своего комбата.— А потом, когда Станиславский заявил, что иного варианта не видит, хмуро буркнул: «Что ж, атакуйте». Когда танкисты были почти у цели, передал по радио: «Противник нанес по атакующим ответный ядерный удар. Больше половины ваших машин выведено из строя, горят. Поступило донесение: западные бросили в контратаку свежие силы до двух танковых рот...»
— Что же дальше?
— Дальше некуда! — резюмировал Корольков. — Станиславский тыкался-мыкался, и признал, что наступление сорвалось.
— Боюсь, нас ожидает не лучшая участь.
Обсудили еще два-три варианта атаки. Днем и ночью. С применением атомного оружия и без него. И все было не то. В масштабах дивизии или хотя бы полка можно как-то сманеврировать, найти уязвимые места в обороне противника. А что сделаешь на фронте батальона?.. Зажали тебя в прокрустово ложе между колхозным полем и оврагом — как хочешь, так и пляши.
Взгляд Загорова был хмурым, расстроенным. Рывком выдернул и отбросил мешавший лопушистый стебель какого-то растения. Снова достал папиросы.
— Ядерный удар придется нанести по противотанковому резерву в глубине обороны. Без этого опасно наступать. Но где взять силы, чтобы удачной была атака самой высоты? Артиллерия вряд ли подавит закопанные в землю танки.
— Да, трудненько придется, — согласился Корольков.
Загоров почувствовал раздражение и боль в голове. На душе было тоскливо. «Сочинил кроссворд, и радуется, что никто разгадать не может!» — сердито подумал он об Одинцове.
Сзади послышалось сопение. Оба оглянулись: подползал лейтенант Русинов. Танкошлем на нем сбился назад, лоб орошен потом, карие глаза светились торжествующе, по-мальчишески и по ним читалось: «А я что-то знаю!»
«Может, он что-нибудь придумал?» — с робкой надеждой предположил комбат и сказал, что слушает его. Русинов коротко сообщил обо всем, что ему и его людям удалось заметить на скатах высоты. Оборона укреплена основательно.
— Что же предлагает разведка?
— Воспользоваться оврагом, хоть там и торчит для показухи застрявший танк! Раз противник знает, что это место непроходимо, он не станет там держать прикрытие. Силы-то у него тоже считанные.
Загоров и Корольков вначале смотрели озадаченно. То, что говорит бойкий лейтенант, всего лишь благое пожелание.
— Но овраг-то непроходим! — кинул начальник штаба.
— В том-то и фокус! — весело ухмыльнулся Русинов.— Ежели моему взводу дадут все бревна, какие имеются в наличии, докажу обратное. Я ведь близко туда подобрался. Вон, видите, колени протер,— показал он на брюки.— Хотел было в овраг углубиться, да побоялся, что обнаружу себя.
Загоров уже чувствовал, что смекалистому парню удалось нащупать точный ход, и любил его в эту минуту, как брата. Но еще боялся вполне поверить, осторожничал:
— Овраг-то длинный, на весь бревен не напасешься.
— Так там наверняка есть проходимые места. Да и по склонам кое-где можно. Они же не все обрывистые, я присмотрелся...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104