Но линия твоя верна: испытание трудностями — самое правильное испытание. А почему о Дремине ничего не скажешь? Хотелось бы знать твое мнение о нем.
— О Дремине? — когда Приходько колебался, он переспрашивал, чтобы оттянуть ответ, подумать — Да вон он стоит!
Занятия в соседнем взводе шли отнюдь не вдохнов-ляюще, а взводный, подперев спиной стояк, спокойно наблюдал за всеми. Ему было скучно.
— Мечтатель! — обронил ротный.
Комбат нахмурился, испытывая глубокое неудовлетворение. Слишком явно видно, что отпущенное на учебу время расходуется впустую. Он подозвал Дремина, резко отчитал его, сказал в заключение:
— Идите и разбудите своих танкистов! Пристыженный, с покрасневшим лицом, лейтенант кинул руку к козырьку, заторопился — устранять недостатки в организации тренировок.
— Да, брат, кажется, ты прав,— задумчиво молвил комбат.—Что ж, оставайся, да контролируй мечтателя. Я пошел в роту Кузякина.
Втайне Загоров считал себя знатоком человеческой души. Едва друзья-лейтенанты прибыли в батальон, сразу определил: Дремин будет передовым командиром взвода — отлично же закончил училище! — а с Русино-вым придется работать и работать. Пока обтешешь этого увальня, сто потов прольешь...
Про веряя занятия в первой и третьей ротах, он не переставал думать о молодых офицерах. Во взводе Русинова, судя по всему, сложился бодрый, деятельный уклад службы и учебы. Во взводе Дремина этим и не пахнет. Но грустно то, что он по существу не знает
ни им о, ни другого из лейтенантов, и это не делает честь комбату. Вечером, когда танкисты возвращались с занятий, майор Загоров остановил около казармы Русинова, спросил:
— Ну как Виноходов встретил перевод в заряжающие?
— Да как?.. Подзадумался. Видать, не ожидал тако-го оборота.
— Пусть подумает. Не удалось узнать, что его толкнуло на выпивку?
— Удалось, товарищ майор.— Лейтенант оживился. Достав из кармана сложенный листок, развернул его.— Вот почитайте.
— Объяснительная? — удивился комбат. — Когда же успели?
— Во время перерыва. Говорю, давай начистоту, и забудем твои грехи. Исправишься — со временем сно-ва за рычаги сядешь.
— Опять посулили ему должность механика?
— Надо как-то подбодрить человека. Ведь вы тоже не станете возражать, если у него служба пойдет исправно.
Слушая эти доводы, Загоров пробежал глазами написанное в листке. «Значит, девушка его замуж вышла! — уяснил он.— Понятно».
— Как думаете, будет ли от него прок в заряжающих?
— А что, солдат, как солдат. Будет служить не хуже других.
Получив разрешение, лейтенант пошел в казарму. Комбат проводил его теплым взглядом. Судя по всему, Русимов не станет ныть, не растеряется. Сам знает, куда повернуть на трудном перекрестке. И вполне возможно, что в его взводе Виноходов поведет себя достойно,
Совещание, которое проводил Загоров у себя в канцелярии, длилось больше часа. Командиры взводов подробно докладывали о состоянии боевых машин. Учении предстояли сложные, и необходимо было так под-авить танки, чтобы ни один не отказал. Заместитель комбата по конической части Потоцкий, светло-русый
спокойный капитан-инженер, добросовестно записывал выступления в объемистую тетрадь. Он тут же сообщил, что и в какой срок можно сделать своими силами, с помощью мастерской. Был намечен порядок ремонта и проверки боевой техники.
— Ничего не упустили? — спросил майор под конец и обвел собравшихся пытливым взглядом.
— Как будто нет,— отвечал Потоцкий, закрывая тетрадь.
— Тогда свободны.
Офицеры шумно поднялись, начали расходиться. В это время зашел замполит майор Чугуев. Он был чисто выбрит и, хоть одет в повседневный мундир, выглядел празднично. Сам смуглый, темноволосый, с черными усами, а глаза — светлые, внимательные и серьезные. На лице — приветливая и независимая улыбка человека, знающего себе цену.
В первый момент шевельнулось беспокойное чувство: вот сейчас замполит уязвленно заговорит о том, что ему все же не придется сидеть на батальоне до пятидесяти лет, что сам Загоров поступает в его подчинение, что теперь и у него, Чугуева, есть возможность перемолвиться с комбатом свысока... Одна эта мысль привела его чуть ли не в бешенство. «Пусть только попробует^ свести счеты! — наежился он.— Устрою такой сабантуй, что надолго запомнит. И извиняться перед ним я нынче не буду. А то подумает еще, не успели повысить в должности, как перед ним уже лебезят!»
— Алексей Петрович, — обратился к нему чем-то озабоченный замполит.—А что если провести ротное собрание?
— Ротное? — Комбат никак не мог сообразить, о чем же речь. — Почему ротное?
Василий Нилович слегка качнул темной, аккуратно подстриженной головой, тронул большим пальцем усы. Ну потому, что Виноходов не служил в первом взводе, там его мало знают! А комсомольцы второго взвода могут сказать о нем серьезнее и по существу. Он почувствует себя виноватым перед коллективом, А то ведь с него, как с гуся вода: захотел — и выпил...
— Что ж, пожалуй, верно, — согласился Загоров, чуть подумав, и пристально глянул на замполита; вроде бы тот думает лишь о деле. Никаких иных мыслей не отражает его темноусое лицо. Внезапно мелькнула мысль: Чугуев не такой уж каверзный человек, да и политработник он, честно говоря, незаурядный.
Комбат задержал выходящего из канцелярии капитане Приходько, велел сказать Адушкину, что состоитсЖ ротное комсомольское собрание. Повестка дня: «Персональное дело члена ВЛКСМ Виноходова».
— Усек, товарищ майор!
Капитан вышел, и комбат с замполитом остались наедине. Чугуев сел за свой стол, закурил, весело говоря:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104