И все неотвязнее думается: если их не выручат в ближайшие полчаса, то дело худо. Мало того, что придется искупаться в ледяной водичке, но и...
Анатолий повел плечами, оборвав жутковатые мысли. По коже прошелся озноб предостерегающего, вечного мрака. Да нет, пустое. Их непременно спасут. О них сейчас заботится весь полк!
Да, о них заботились, но сделать пока ничего не могли. И текли тревожные, таящие неизвестность минуты. Когда стало ясно, что застрявшую машину не удастся вырвать и с помощью полиспаста, генерал потребовал: пора «подводникам» затопить танк и выбираться. Командир полка замер, подавляя в себе последние опасения. Глаза его лихорадочно блестели.
Вдруг к нему стремительно подошел полковник Одинцов.
— Спокойно, Загоров!.. А ну позволь мне попробовать?
Твердой, властной рукой взял он микротелефонную гарнитуру.
— «Двадцать первый»! — зарокотал басовитый, исполненный самообладания голос.— Еще раз проверьте и доложите: выключена ли передача, куда накреняется танк, сколько сможете продержаться.
— «Берег»! Отвечаю: передача выключена, крен вперед и влево по ходу танка. Продержимся столько, сколько нужно. Прием.
— Хорошо, Русинов! Попробуем взять вас «штопором», развернуть. А то хотели выволочь вместе с вами озерное дно. Держитесь!
Прежний, уверенный в себе поднимался в эти минуты Одинцов. Вдохновенно горели его карие глаза, когда он велел водолазам зацепить танк за правый задний крюк, а техникам передвинуть средства вытаскивания влево по берегу на двадцать метров. Мысль полковника
была так проста, так понятна, что каждый жалел, почему не додумался до нее час назад. Ведь даже обычный кол не выдернешь из земли, не покрутив...
Опять струнно натянулся буксирный трос, и неподвижный до этого конец трубы над озерной гладью начал разворачиваться номером вперед. Еще усилие! Еще!.. Тут застрявшая в подводной яме пятьдесятпят-ка под общий вздох облегчения двинулась к берегу. Труба вырастала из воды на глазах. Показалась башня, а затем и весь танк, идущий за тросом кормой вперед.
— Ну, Георгий Петрович, мастер ты разгадывать ребусы! — молвил генерал восхищенно. Лицо его озарила белозубая улыбка.
Одинцов выключил рацию, невозмутимо глянул на часы.
— Девяносто минут решал я этот проклятый ребус. Старею, видно. Раньше быстрее соображал.
Стоящий рядом майор Супрун, явно оживая, пожал плечами.
— Но как же так? Ведь развернуть машину гораздо труднее, чем взять напрямую. В чем тут дело?
Густые брови Одинцова насмешливо двинулись.
— Дело в том, что засосало. Размесили они эту гадость, влипли и образовалась присоска... Помню, в сорок четвертом наступали мы на Украине. Спрыгнешь с танка — и так завязнешь в грязи, что кажется, подошвам каюк. Пока не повертишь ногой, сапог не выручишь.
С бортов, гусениц и даже с башни машины свисали комья сероватой глины, а на корме образовался целый холм из ила.
Открылся командирский люк,— измученный, поблекший от нехватки воздуха, лейтенант выбрался на корму. Спрыгнул на землю, с наслаждением хватая свежий воздух. Следом выскакивали Ванясов, Усачев и Виноходов. Тоже измученные, спасенно улыбающиеся, они попадали прямо в дружеские объятия.
— Ну, Русинов, долго жить будешь ! — радовался полковник.Одинцов, по-отцовски обнимая ротного.
— Спасибо, Георгий Петрович! Я знал, что вы здесь...
Общий разбор учений проводился под вечер на опушке леса. Офицеры устраивались прямо на траве, которая уже начала вянуть, напоминала об ушедшем лете и еще о чем-то невнятном, бередящем душу.
Было тепло, пригревало солнце. После позднего обеда клонило на сон. Веки слипались, будто смазанные густым медом. Кажется, лег бы на эту увядающую траву и не поднимался до нового утра. На разборах учений Евгению всегда хотелось спать, — сказывалась усталость.
Сидевший рядом Анатолий устало горбился, обняв руками поднятые колени, покусывая стебелек. Темные, запавшие глаза его были устремлены вдаль: он. размышлял о чем то. За ним устроились Володя Одинцов и рудоватый Винниченко.
Справа от полевой дороги под молодыми елями стояли вездеходы, штабные автобусы, грузовики. Несколько солдат в темных комбинезонах принесли раскладные столы и стулья, расставили под роскошной, начавшей желтеть березой, благодушно ронявшей листья.
Ждали Маренникова и Одинцова. А пока офицер штаба части, быстроглазый, с темной ниточкой усов подполковник Воронихин, повесив на сук березы схему учений, раскрывал замыслы сторон:
— Вначале победа клонилась в сторону западных. Они разработали хитроумный план: завлечь восточных под ядерный удар и прихлопнуть. Их передовой отряд занял оборону далеко впереди главных сил, чтобы заставить соперника развернуться, замедлить движение. Но говорят, замах-то был рублевый, а удар получился хреновый.
Подполковник озорновато улыбнулся (из песни слов не выкинешь). Офицеры весело хохотали над тем, как блестяще провалился ловко придуманный и детально разработанный замысел.
Кое у кого появилось подозрение: не был ли заранее известен восточным план западных?
— Это исключается! — веско молвил Воронихин, отметая подобные домыслы. И на его округлом, чисто выбритом лице появилось даже как бы оскорбленное выражение. Дескать, за кого вы принимаете работников штаба!
— Но как же они смогли разгадать? — не унимался тот самый майор, принявший в лесу танкистов Русинова за своих.
— Так это можно спросить у восточных,— отвечал подполковник, обводя взглядом сидящих перед ним офицеров.— Чья рота обнаружила ракетную установку?.. Кстати, у меня тоже есть вопрос: почему ваша рота, посланная в головную походную заставу, фактически выполняла роль разведгруппы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104