И представил его важное лицо, окладную бородку, щегольскую трубочку...
У метавшегося по берегу зампотеха полка не было в зубах трубочки. Лицо казалось серым и неузнаваемым, и под языком он держал таблетку валидола,— давило сердце. Дернуло же его накануне заявить командиру, что танки пройдут по дну озера, как по асфальту. Вот тебе и асфальт!
Пункт управления перенесли к месту спасательных работ. Загоров нервничал в присутствии высокого начальства, и так поглядывал на Супруна, что у того все холодело внутри...
Видя, как стремительно летит время, как бессилен он и его помощники, и зная, как надеются на него застрявшие под водой люди, Загоров готов был сам броситься в озеро с буксирным тросом в руках. Он испытывал противную, несвойственную ему растерянность. Все, что казалось элементарно простым на обычных занятиях, вдруг обернулось непреодолимой, непостижимой уму сложностью.
Наконец он принял тяготившее его решение, передал под воду:
— «Двадцать первый»! Приготовиться к эвакуации обычным способом. Надеть изолирующие противогазы, затопить танк, открыть люк и выбраться. Как поняли? Прием.
— «Берег»! Вас понял,— отозвался Русинов.— Прошу выслушать. Мы чувствуем себя нормально и уверены, что нас вытащат. Если затоплять машину, то ее зальет донный ил.
Командир полка на минуту представил, что может произойти, если внутрь хлынет жидкая грязь... Погубить четырех танкистов вместе с командиром роты было бы сущей глупостью... На его энергичном худощавом лице появилось смятение.
Генерал тоже был удручен злоключением. Наблюдая, как техники укрепляют блоки полиспаста, позволяющего увеличить тяговое усилие на несколько десятков тонн, генерал надеялся, что с помощью мощного механизма застрявшую машину выручат. Однако тревога за людей, попавших в беду, не оставляла.
— Почему они не эвакуируются? — спросил он За-горова.
— Корпус танка зарылся в донный ил. Русинов опасается, что грязь хлынет внутрь, и выбраться тогда будет крайне сложно, — отвечал подполковник, хмуря остистые брови.
Обычно танк затопляется через приборные отверстия в отделении управления. Члены экипажа собираются в башне, надевают изолирующие противогазы, и когда вода заполнит машину, открывают люк и выходят. А как поступить теперь?
Молчание затягивалось. Генерал огорченно кашлянул, прошелся по затравевшему берегу туда и обратно.
— Проклятая яма!—досадовал Одинцов.— Года три назад мы уже пытались завалить ее песком, да неудачно.
Маренников посмотрел на него с упреком:
— Не песком надо было — камнем забутовать! — И повернулся к Загорову.— До тех пор, пока не ликвидируете эту западню, не разрешаю проводить здесь занятия по подводному вождению. Поняли меня?
Все было понятно. Только легче отдать распоряжение на будущее, чем вырвать из-под воды застрявшую машину с людьми. Командиры уже знали, что Т-55 постепенно накреняется и может произойти непоправимое. Терять время опасно, надо предпринять все меры. Дело ведь не только в том, что необходимо спасти четырех танкистов,— дело и в том, что никто не должен усомниться, будто можно оставить товарищей в беде.
— Давайте еще раз спросим Русинова,— предложил Одинцов.
Загоров включил передатчик.
— «Двадцать первый»!.. Доложите свои соображения.
Поднял телефоны, повернул на приемнике регулятор громкости до отказа. Послышался деловито-спокойный голос Русинова:
— «Берег»!.. Я думаю так. Внизу есть течь. Мы перестанем откачивать воду и она заполнит машину. Выйдем обычным способом.
Генерал несколько успокоился, услышав вразумительный доклад.
— Да, голова у Русинова не для того, чтобы носить фуражку, — молвил он. — Что ж, передайте, согласны с его планом.
Установка полиспаста заняла еще несколько минут. Пока техники возились, приводя в готовность систему блоков, попавшие в беду танкисты сидели в тягостном ожидании.
Опять появился Виноходов, Брюки у него намокли, сыро было в сапогах. Он заметно подрагивал и на чернявом лице горел свекольный румянец. Дышать стало совсем тяжело, а тут остывающий двигатель выделял удушливые испарения. В горле першило.
— Ох и работка!.. Не запотеешь,— устало улыбнулся Гурьян, кашляя.— Хоть бы водичку кто подогрел. Течет холодная.
— Пусть течет,— сказал ротный.— Как только заполнит машину до башни, надеваем противогазы. При выходе очередность такая: первым вылазит механик, за ним — Усачев, Ванясоз и я.
Русинов намеревался выйти последним по двум причинам. Он чувствовал себя сильнее и опытнее всех (зимой уже тонул в танке). А главное — он отвечает за каждого из парней. Если кто-либо из них застрянет, ему снова доведется нырять.
Ванясов разгадал его опасение.
— Нет, товарищ лейтенант, это не дело! — возразил он.— Почему вы решили ждать, пока выйдут все?.. Мы с этим не согласны.
— А я не пойду первым, — заупрямился Виноходов.— Вы поопытнее нас, так что укажите дорогу.
Тронутый заботой танкистов, лейтенант не знал, что сказать. Они правы. В опасных случаях для них главная забота — спасти командира.
— Спасибо, ребята,— молвил он глуховатым голосом.— Но я обязан идти последним, так и сделаю.
— Тогда я пойду третьим, — заявил Виноходов. —
Я хорошо плаваю и ныряю, так что мне это семечки. Пусть первый идет Усачев. Буксир снова напрягся: по металлу пошла звучащая дрожь. Однако загрузшая машина не сдвигалась с места,— казалось, ее держит не вязкая грязь, а мощный магнит.
Вскоре все затихло. Танкисты понимающе переглянулись. Кто вздыхал, кто чесал затылок. О чем тут говорить?.. Прошло уже больше часа, как они сидят здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104