— И она продолжала перечислять явно ненаучные аргументы.
— Не будь я таким больным, попросил бы вашей руки,— сказал я врачихе, чтобы привести ее в замешательство. Мне это удалось.
— Что-что?
— Вы прекрасно все слышали. Все.
— Вы?
— Вашей.
— Это вы чего вдруг? — Она присматривалась с недоверчивостью циклопа, но замешательство не позволяло ей сосредоточиться.
— Для чего мужчины просят руки у женщин?..
— Чтобы их, наивных, обмануть, облапошить и безжалостно оттолкнуть,— значительно тише сказала она.— Не все, конечно, но других днем с огнем не сыщешь, как шафран.— И она назидательно подняла палец.
— Как шафран?..
— Ну да, попробуй найди шафран,— заключила она, закрыв тему. Потом похмыкала, словно переворачивала страницу во время доклада.— У вас колет в груди, особенно при глубоком вздохе, боли в нижней части живота и в правом подреберье,— перечитывала она напечатанное, а я должен был поддакивать.
Что я и делал.
— Пройдете компьютерное томографическое исследование, а перед этим сдадите кровь на биохимический анализ и сходите на ультразвук.
— Что, совсем плохо? — От меня не укрылось ни малейшее, самое незначительное движение ее мускулов.
— Да не думайте вы об этом! Понапрасну утешать вас не буду, но с депрессией к нам не ходите! Поверьте, все, что мы будем вам делать, имеет значение, мы хотим вам помочь,— она заговорила ласковее и этого тона уже не оставляла, была внимательна ко мне и, выпроводив в коридор, долго, как, наверное, ни одному пациенту, смотрела мне вслед. Еще бы! Просил ли у нее руки хоть один из нашего брата?
Попиваю капли, боль переходит в тупое нытье. За всю жизнь я столько не думал о своей печени, диафрагме и узлах в брюхе, как сейчас, когда они постоянно напоминают о себе. Другие органы, возможно, у меня тоже побаливают, но о них я мало знаю, так что внимание сосредоточено на более известных. Яна ни о чем не догадывается. Собственно, она тогда слыхала от меня о болезни, но не поверила, поэтому правда до нее и не дошла.
Не могу нахвалиться каплями, пью утром и вечером. Купил фармакологию для медиков, но мало что понял из нее, фирма пишет тайнописью, для посвященных, о механизме воздействия лекарства я так ничего и не выяснил. Жалко, потому что я отношусь к тому типу людей, которые могли бы способствовать благотворному процессу, если б понимали, что к чему, пускай это даже всего лишь фикция.
Когда я признался Яне, что со мной происходит, она засмеялась, заявив, что не узнаёт меня, я, видимо, общаюсь с духами и занимаюсь спиритизмом и стал уделять себе слишком много внимания. И вообще!
Это ее «и вообще» было чересчур легкомысленно! Мне доводилось слышать и более значительные слова... Чего я взъелся, мало мне моих бед?
Я чувствовал себя прилично; на дворе посвежело. Захватив с собой капли, я вышел на улицу. У меня не было твердого плана, но ноги сами понесли меня к Яне. Ее не оказалось дома. Я обошел все ее излюбленные места, правда, лишь общественные заведения, подружек я толком не знал, да и знал-то немногих.
Я отгонял от себя страстное желание поговорить, особенно о письме, которое получил от Мишо. И видеть ее хотелось, услышать ее хихиканье и всякие сумасбродства.
Набравшись смелости, я позвонил в квартиру Яниной однокурсницы, но и той дома не застал. Открывший дверь молодой мужчина высказал предположение, что обе они, скорее всего, в «Степсе»1. На дискотеке, объяснил он.
Меня в «Степс» не пустят как пить дать, даже если суну сотню; это во-первых, а во-вторых, она обидится.
Тем не менее одиночество сильно способствует меланхолическим настроениям. Я сразу придумал столько ясных и разумных доводов о необходимости разыскать Яну, что остановился только перед входом в клуб.
Земля дрожала, в недрах ее громыхал вулкан барабанов — того и гляди произойдет извержение. Ревели трубы. Да, такое вполне подойдет как дразнилка или присказка: Иван Гудец — на гудке гудец, вылетел в трубу.
Недолгие переговоры, и вот я уже протискиваюсь в уголок бара, откуда удобнее всего обозревать зал. Ни Яны, ни ее приятельницы не видно. Я не тушуюсь, потому что при здешних стробоскопических эффектах самое знакомое лицо можно не узнать.
— Это кто? — вопрошает бармена болезненного вида кощей в засаленном пиджаке, кивнув в мою сторону.
— Не беспокойся,— говорит бармен и смотрит на меня взглядом, по которому мне становится ясно, что придется угостить его стопкой.
— Ну, гляди! — Кощей рассматривает меня с близкого расстояния, затем исчезает в толпе танцующих.
— Заместитель завклубом,— перекрикивая музыкантов, сообщает мне бармен.
— Налей себе водки! — заказываю я, как и собирался.
— Я на работе.
Он взмахнул рукой с купюрой и дал мне —сдачи мелочью, но водку наливать себе не стал.
— Ты случайно не знаешь Яну М.?
— Дочка?
Я отрицательно покачал головой.
Бармен понимающе присвистнул. Вытянулся на цыпочках, потом покосился на меня и пожал плечами. Но я зафиксировал, в каком направлении он смотрел, прежде чем ответить мне.
Музыка замолкла, и я услышал тишину. Иначе ее не услышишь. Хотя тишина вещь относительная, равно как все, что приходит ей на смену.
Танцующие расходятся с площадки, я петляю в толпе потрясных юнцов и не менее потрясных девиц, пробираясь к месту, которое бармен невольно подсказал мне. Но я не дошел. Не захотел. Яна в шикарно растрепанных внизу джинсах с эффектными заплатами страстно целовалась с тем самым малым, который не верил, что я прошел курс семи семестров на философском. (Дело в том, что он успел пройти столько же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34