А тебе они пригодятся.
— Нам денег хватит, лучше о себе подумай...
Мать развела руками:
— Накопите еще немного, добавите, может, машину купите.
— Зачем мне машина? Поездом удобнее и дешевле.
— Ну тогда что-нибудь другое... Скажем, дачку за городом, ты ведь так любил помогать отцу в саду.
— Это очень давно было, мама,— ответил он с улыбкой.
— Помнишь, ты держал кроликов, голубей, сколько радости они тебе доставляли, как увлеченно ты ухаживал за ними, скажи, что не так!
Он снова снисходительно улыбнулся.
— Все это уже ушло.
— А может, и не ушло.
Франтишек задумался. Лица его коснулось легкое дуновение давних знакомых запахов. Чуть-чуть, мельком пахнуло и исчезло.
— Кроликов я разводил только для того, чтобы мы почаще ели мясо. Вспомни, как тогда трудно было с мясом,— сказал Франтишек.
— Да, помню, было,— ответила мать.— А голуби? Их мы никогда не ели!
— Не хватало еще голубей есть,— покачал он головой.— Голуби — это другое...
— Вот видишь,— оживилась мать.
— Как давно все было! Кажется, даже эти цветы,— он кивнул на клумбу,— теперь уже пахнут иначе, чем тогда.
— Зузка мне тут рассказывала... Они вроде свою дачу собираются обшить деревом,— перескочила вдруг мать на совсем другое, и ее слова вернули сына к реальности.
— Чем-чем? Деревом? Да ведь они только в позапрошлом году ее построили, терразитовая штукатурка еще совсем свежая! Значит, они теперь ее посбивают и обошьют стены лиственничными дощечками?
— Я не знаю,— растерялась мать,— наверное, нет... Наверное, наложат обшивку поверх штукатурки. Или как?
Она вопросительно посмотрела на сына, но тот сидел, обхватив голову руками, и молчал.
— Откуда я знаю, как у них задумано. Может, обошьют дачу деревом изнутри, я не знаю...
Франтишек неподвижно сидел на скамье под орехом и, опустив голову, продолжал молчать.
Мать придвинулась к нему поближе.
— Что случилось, Ферко, что с тобой?
Но сын не ответил.
— Господи! Мальчик мой! — провела мать рукой по его волосам.— Ты же совсем седой!
— Седой, мама, седой,— проговорил он, вставая со скамейки.
Голубятник Вондра этой весной праздновал свое семидесятилетие. Последние десять лет он выпивал редко и в меру, но в день своего юбилея старик позволил себе целый литр вина, и когда Франтишек зашел его поздравить, то увидел перед собой человека необычайно слово
охотливого, жизнерадостного, полного далеко идущих планов — в них не последнее место занимала постройка новой просторной голубятни, которой не будет равных не только в их районе, но и во всем городе: ее предполагалось соорудить на высоченном столбе, врытом глубоко в землю во дворе у старой шелковицы и надежно закрепленном тремя стальными оттяжками.
— Ха-ха! Об этом твердят уже который год! — отмахнулся старый Вондра, когда кто-то из заглянувших к нему в тот вечер гостей заявил, что строительство голубятни в этом районе, на этой улице и на этом дворе — напрасная трата времени и сил.— Тут много чего собирались настроить,— возразил голубятник.— Сразу же после войны поговаривали, что расширят порт, проложат новые железнодорожные пути. Что портовая ограда подступит чуть ли не к нашей веранде, а через дом пройдет новое шоссе. Потом, этак где-то уже в пятидесятых, кажется, в тот год, когда умер президент Запотоцкий...— Тут старик стих, призадумался и как ни в чем не бывало повел рассказ в другом направлении, решив воздать хвалу тогдашнему главе государства.— Вот ведь как, люди добрые, стоит только человеку стать президентом и попасть в этот Пражский Град, сразу вокруг него, хочет он этого или нет, полным-полно разных секретарей. Как и положено президенту... А ведь он сколько раз удирал от них. Проскочит, бывало, мимо часовых и идет в народ, к простым людям. Гуляет по Праге, слушает, о чем народ балакает, но себя не выдает. Иначе нельзя! Иначе какой толк — разве кто перед тобой станет выражаться крепким словцом, когда узнает, что ты президент... Походит, послушает, а потом сядет на трамвай и едет на окраину, в тот квартал, где жил когда-то. Зайдет в пивную, закажет кружку пива и смотрит, нет ли кого рядом из его одногодков. Потом посидят вместе, выпьют две-три кружки, съедят супчику с потрошками, вспомнят былые годы, посоветуются, как лучше заправлять сверху,— в общем, отведут душу... А потом, хоть и жалко ему расставаться, пора назад, к делам. Наверху секретари небось уже с ног сбились, ищут, все телефоны оборвали, гоняют «татры» в разные концы...
— Неужели это правда? — усмехались гости, слушая старого голубятника.
— Ей-богу! У меня друг в Праге, до войны мы с ним работали на оружейке в Брно. Так вот он — его зовут Пепо Стрейчек — мне все это рассказывал. А ему я верю, он не станет обманывать!
— Не может президент просто так, когда захочет, ходить по пивным,— сомневались гости.
— Хотите верьте, хотите нет! — обиделся голубятник.— Мое дело маленькое.— И тут он вдруг опять вернулся к старой теме: — А позднее опять стали болтать, что все забирает судоремонтный завод. Мне бы тогда сразу надо было сообразить, зачем вдруг заводу понадобилось расширяться в нашу сторону, коли с другой стороны места хватает. А порт? Зачем ему здесь судоремонтный, если от воды он будет отгорожен складами... Годка этак через два-три стали поговаривать о каком-то молокозаводе, но на поверку вышло — опять чепуха. И вот теперь сызнова пошли толки. Дескать, наверняка здесь все сломают, люди нуждаются в жилье, новый микрорайон построят. Ха-ха, нашли место! Где гремят вагоны и краны, где днем и ночью душу выматывает от лязга железяк — так я и поверил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46