— пришел на помощь сходу председатель кооператива Грищенко.— Он у нас как трава. ..
—-Глупый, как сало без хлеба! — поддержали из толпы.
— Верно! Вспомнил! Характеристика совершенно правильная! — засмеялся Дрелик.
Лука Нестерович растерянно озирался.
— Слазь! — крикнули ему.— Забыл, как «свои» коней крадут? Нашел «своих»!
Мужики расходились успокоенные.
Но вот отряды из уезда стали наезжать в Мамаевку все реже и реже, а свой, мамаевский отряд, состоявший из двенадцати сельских активистов во главе с Иваном Крышей, заскакивал в село только на минуту, прячась в другой волости, ближней к уездному городу и к тому же степной.
В соседнем местечке, расположенном в Полтавской губернии, петлюровская банда целиком захватила власть и, объявив мобилизацию, выросла до тысячи человек.
Гремело на юге. Врангель наступал на Донбасс, подошел к станции Синельниково, угрожал Екатеринославу. Нехорошо было и на западе — там наступали бело- поляки. Каждый день приносил печальные вести, и в семье у Карабутов было невесело.
Ивась с душевной болью наблюдал, как меняется отец. Юхим Мусиевич, который всегда отстаивал необходимость образования, теперь каждую свободную ми- нуту ругал себя за то, что дал образование детям.
— Не учил бы, так и Микола остался бы жив. Он ведь был близорукий, если б не образование, не взяли бы в армию. И Хома сидел бы дома. Не учился бы сам, не выбрали бы в исполком...
— Зачем же тогда жить, если не" учиться, не идти вперед? — не выдержал Ивась.
— Просто жить. Вон у Бражников — неграмотные, и все дома.
На языке уже вертелось обидное слово, но Ивась сдерживался, и только на душе скребло: «Какой стыд!
Так низко пасть! И это человек!» Уважение к отцу пропало, было только жаль его, и это страшно угнетало юношу. Вспоминалось, каким был отец когда-то. Образ монолитно твердого человека, к каждому слову которого прислушивались, которого все уважали, чьими стараниями впервые в селе были организованы кооперативы, созданы в Мамаевке ремесленное училище и две новые земские школы,— этот образ стоял перед Ивасем, когда он слушал отступнические речи отца, и он спрашивал себя: неужели от прошлого ничего не осталось? И отвечал: ничего!
Как-то в будний день, когда вся семья обедала во дворе за столиком, с огородов, из-за терна, росшего на меже, вышел человек.
«Петро Кот!» — узнал его Ивась.
О том, что Кот в банде, было известно всем, и перепуганный Юхим Мусиевич только ерзал на стуле, не пая, что делать.
Кот, держа руки за спиной, подошел к столику, полюбовался. Мать пригласила его обедать, но он, очевидно занятый своими мыслями, даже не поблагодарил л приглашение, и это еще больше испугало всю семью.
— Як вам, Юхим Мусиевич, с просьбой,— проговорил Петро.- Сейчас парод берет власть в свои руки. Мы попросили бы вас выступить на сходе и поддержать нас. Власть теперь, почитай, наша. Будете спокойно жить, не придется прятаться,— он улыбнулся,— в конопле! .. Скажите, что повстанцы не банда, что они борются за независимую, самостийную Украину. Да вы га ми найдете что сказать. Вас люди слушают, вас уважают. Для нас это будет большая поддержка.. .
Юхим Мусиевич с минуту смотрел в глаза Коту, по- и»м опустил голову и сказал:
Я в политику не вмешиваюсь.
— Разве так трудно сказать несколько слов? Это же для народа,— недовольно сказал Кот.
— Я не вмешиваюсь в политику! — твердо повторил Юхим Мусиевич и поднял глаза на Кота.
— Подумайте! — в голосе Кота зазвучала угроза.— Л то, знаете, наши ребята горячие... Могут и пожечь.., 11 убить...
Дважды не умирать,— пожал плечами Юхим Мусиевич.
— Значит, нет? В последний раз спрашиваю!
Ивась не сводил глаз с отца.
— Нет,— ответил тот.
— Может, вы боитесь, что вернутся красные и вас скажут? Не бойтесь, они уже никогда не вернутся!
— Я ничего не боюсь,— сказал Юхим Мусиевич с твердостью, которая все больше изумляла Ивася. Теперь сын смотрел на отца с восхищением, укоряя себя мысленно за то, что мог потерять к нему уважение.
Кот повернулся и, не прощаясь, пошел к терну. Руки, как и прежде, он держал за спиной, и все увидели у него револьвер.
— Что теперь будет? — ужасалась мать.
Отец сидел задумчивый.
— Народ! Кулачье! Народ!—сказал он, ни к кому не обращаясь, и улыбнулся.— Раз они просят, чтоб поддержал, так не убьют. Невыгодно им меня убивать...
И все же отец старался не ночевать в хате; спал если не в степи, так в овине или в саду.
Работа в «Просвите» замерла, мужики боялись ходить в театр, да и актеры не рисковали собираться по вечерам. Теперь центром, где встречалась сельская интеллигенция, стала церковь, там никто не тронет, никто ни в чем не обвинит, а в то же время узнаешь обо всех новостях, увидишься с товарищами, условишься о встрече. Собирались также у Наталки, члена «Просвиты»,— она жила возле церкви, и у нее всегда можно было встретить кого-нибудь из молодой интеллигенции села.
Ивась, для которого раньше ходить в церковь было тяжелейшей обязанностью, теперь не пропускал ни одной службы. Он забирался на клирос вместе с молодыми учителями — там можно было поговорить, не привлекая внимания молящихся, а главное, посмотреть на свою «единственную», которая пела в церковном хоре.
Иногда после службы Нойко предлагал Ивасю проводить его. В первый раз Михайло Леонтьевич прочитал ему рассказик из какого-то календаря, в котором описывалось будущее общества после социалистической революции. Евреи-комиссары захватят власть и будут эксплуатировать народ, уверял автор.
— Вы знаете, что это написано сто лет назад?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59