Ивась смотрел на плакат, а перед глазами вставали плотные фигуры и жирные рожи попов, благословлявших белогвардейских палачей. Возмущенный клеветой и красноармейцев — он никогда не слышал, чтобы они расстреливали священников,— Ивась представил себе, 1.1 к изменилась бы набожная постная рожа этого 1:1, если бы власть была в руках не у матросов, а у пего!..
Ивась каждый день приходил к этой витрине и с больно в сердце смотрел на карту, где флажки все ближе и ближе подвигались к Москве. А дома Сергий Евтнхиевич дополнял эти сведения рассказами о героизме и победах белых. Ивать молча слушал и молча страдал.
II все же надежда жила. Хотя Деникин, Колчак, Юденич, поддержанные Антантой, двигались на Москву со
всех сторон и на большой карте России оставался лишь клочок территории, окруженной густыми шпалерами флажков, надежда жила. Поддерживало ее то, что до Мамаевки белые не дошли. На фронтах продвинулись далеко, а в глубь уезда идти боялись.
И вдруг однажды Ивась услышал пулеметную очередь. Она долетела из-за речки Самары, из лесу, что был за городом, и в вечерней тиши раздавалась так отчетливо, что можно было различить, из какого пулемета стреляют — из «максима», «кольта» или ручного.
Ивась скрыл радость и сидел в классе на следующий день тихо, чтобы никто не заметил, как он рад. А гимназисты встревожен но обсуждали ночной налет партизан на пригородный пост белогвардейцев.
Володя Гавриш тихо толкал Ивася в бок, показывал на испуганно-встревоженные лица приверженцев Деникина.
На другой день гимназисты повеселели: партизаны были «разгромлены» и «уничтожены», флажки на карте продвигались к Москве, Деникин побеждал. Однако ночью опять раздались пулеметные очереди, а утром Ивась снова злорадствовал, видя, как опечалены его одноклассники.
На третий день Володя Гавриш рассказал, что партизаны разрушили железнодорожное полотно. Сделали они это очень оригинально: развинтив в одном месте рельсы, привязали к полотну три пары волов и опрокинули его вверх шпалами.
—И так на полутора верстах! — восхищался Володя.
Гимназисты возмущались «некультурностью» партизан, испортивших такую ценность, а Ивась едва сдерживал радость, восхищенный изобретательностью повстанцев. Теперь бронепоезд, который приходил из Екатеринослава и под прикрытием которого белогвардейцы совершали налеты в глубь уезда, уже не поможет их карательным экспедициям!
Каждый день приносил слухи о партизанах, об их удачных операциях, стрельба звучала на окраинах города каждую ночь, и от всего этого Ивасю становилось светлей на душе.
Вскоре военное начальство обратилось к гимназистам с призывом вступить в добровольную дружину, и учеников в классе стало еще меньше. Только семь- восемь мальчиков сидели теперь на уроке/да и те боль
ше прислушивались к тому, что происходит на улице, чем к словам преподавателя. Еще через несколько дней была объявлена мобилизация в белую армию преподавателей гимназии, и занятия почти прекратились.
Ивась и Володя Гавриш, сидя в пустом классе, весело разговаривали, делясь приятными новостями. А поделиться было чем!
Гимназистам — солдатам добровольной дружины, жившим не в казармах, а дома, было приказано перейти на казарменное положение.
Как-то вечером, проходя мимо гимназии, Карабутенко встретился с преподавателем математики в старших классах. Тяжелый подбородок на четырехугольном лице усы, как у кайзера Вильгельма Второго, делали всегда угрюмое лицо учителя злым.
Увидев Ивася, он спросил, сверля мальчика глазами:
— Вы почему без винтовки?
— Я приехал сюда учиться, а не воевать.
— Вы обязаны защищать порядок! Вы против порядка?! — угрожающе повысил голос преподаватель.
— Отец послал меня учиться, и я не могу его ослушаться,— ответил Ивась, чувствуя, как по спине пополз отвратительный холодок.
Коммунистическая сволочь! — с ненавистью прошипел математик. Завтра ты будешь с винтовкой! Понятно?! Он шагнул к Ивасю, и па того густо пахнуло спиртным духом.— Понятно?
Ивась, как обожженный, помчался на квартиру. Что делать? С кем посоветоваться? Единственный, с кем можно было поговорить,— Володя Гавриш. Но он жил за городом.
Утром, встретившись с Володей, Ивась рассказал ему о своем разговоре с Кайзером, как прозвали гимна- аисты математика.
— Если он был пьян, то не так страшно,— успокоил друга Володя.
К счастью для Ивася, через несколько дней белые оставили город. Это произошло ночью, а утром Ивась услышал радостную новость и мечтал по пути в гимна- Ч1ю увидеть партизан.
Но улицы были пусты, а дверь дома, где помещался штаб добровольной дружины, оказалась запертой и воз- то нее не стояли часовые —это явно означало, что в городе безвластие.
В гимназии занятий не было. По коридорам слонялось человек десять гимназистов, и среди них Гавриш. Мальчики радостно бросились друг к другу и, как бы поздравляя один другого с победой, крепко пожали руки.
— Сбежали! — улыбнулся Володя.
— Но где партизаны? Почему их нет? — беспокоился Карабутенко.
— Придут! Давай пройдемся по городу,— предложил Гавриш.
Они вышли из гимназии и направились на соседнюю улицу, где помещалась уездная полиция. Ворота были отперты, и в глубине двора виднелись здание управления и казармы, где жили полицейские. Озираясь, мальчики вошли. Во дворе, отделенном высоким забором от сада, было тихо и пусто. На крыльце одного из зданий стояли стоймя немецкие гранаты. Ребята переглянулись.
— Взять?
Они помолчали.
— А что, если их поставили нарочно: тронешь, а она взорвется?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59