ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Толпа молча следила за ним, пока он не скрылся за ближайшим домом, а Стоян Кралев, бледный и возбужденный, закричал:
— Товарищи, вы знаете, почему Иван Шибилев взбесился, когда мы взялись за иконы? Потому что это он их рисовал. Мы, товарищи, закладываем фундамент социализма, нашего светлого будущего, мучаемся, отказываем себе во всем, недосыпаем, недоедаем, а он завел дружбу с выжившим из ума попом и рисует ему для церкви иконы. Стал ли он только теперь жертвой религиозного заблуждения или мы годами носили за пазухой змею? Вы слышали, как он поносил и меня, и начальника народной милиции, видели, как он толкнул милиционера. Кто может позволить себе такую наглость на глазах у всего села, если не человек, который, хочет он этого или не хочет, льет воду на мельницу классового врага? И все из-за этой мазни...
Стоян Кралев взял несколько икон и бросил их в пламя. Запахло скипидаром и краской, сухое дерево затрещало и вспыхнуло. На одной из икон был нарисован Иисус с лицом его брата Илко. Лицо это, и без того истерзанное страданием, потемнело, покрылось кипящими каплями масла, съежилось и исчезло. Таким же образом исчез и Стою Бараков в облике Иуды с коротко подстриженными щетинистыми волосами, виновато прислушивающийся в конце стола к словам Иисуса; и Николин Миялков в облике Иоанна Крестителя; и тетушка Танка Джелебова в облике святой Мины, и еще с десяток наших мужиков и баб, старых и молодых, изображенных в ярких библейских одеяниях, с золотыми нимбами вокруг голов.
Рано утром Ивана Шибилева арестовали и увезли в город, а через несколько дней отправили в трудово-воспитательное общежитие (ТВО). Мотивы наказания стали нам известны от него самого, уже когда он вышел на свободу. Его обвинили в морально-бытовом разложении, в религиозной пропаганде, в неподчинении и нанесении побоев служащему народной милиции и еще в стольких прегрешениях, что, как он сам говорил, он даже удивился, как это его не повесили на глазах у честного народа или не засадили в тюрьму на всю жизнь. Позже он узнал, что, несмотря на эти многочисленные обвинения, в околийском комитете партии сочли, что после исключения из партии в новом наказании нет нужды, и решили его освободить, сделав лишь серьезное внушение, но начальник милиции настоял на том, чтобы послать его на некоторое время поработать, дабы он научился отвечать за свои слова и поступки.
ТВО находилось в селе Оброчиште, где было государственное земледельческое хозяйство — госхоз. Иван позднее рассказывал, что время, проведенное в ТВО, показалось ему и не таким долгим и не таким тяжелым, как он ожидал. Начальником лагеря был один из двенадцати парней, которых судили в свое время после провала ремсистской организации и который сидел вместе с Михо Бараковым. Тогда это был молодой рабочий, теперь — тридцатилетний лейтенант милиции. Прочитав досье Ивана Шибилева, он порасспросил его и назначил учетчиком огородной бригады. Бригада обрабатывала огороды в соседнем селе Краневе, расположенном на берегу моря, в живописной долине речушки Батова. В праздничные и воскресные дни, когда им да-
1 Реме (РМС) — Союз рабочей молодежи.
вали отпуск, Иван захаживал в корчму и играл там на кларнете, играл и на вечеринках, декламировал стихи, показывал всякие номера и фокусы — одним словом, и здесь, как всюду, где ему приходилось работать, завоевал симпатии и начальства, и своих товарищей, и крестьян. Он, разумеется, был оскорблен тем, что его послали на принудительные работы, но его характер не позволял ему предаваться унынию. Он не был злопамятен, а склонность увлекаться всякой всячиной рассеивала его и успокаивала. Так его восьмимесячное пребывание в лагере, быть может, и не оставило бы заметных следов в его жизни, если бы не несчастье с Моной. Целый месяц после его высылки она ничего о нем не знала, и узнать было неоткуда. Стоян Кралев уверял ее, что тоже ничего не знает, а Михо Бараков, к которому она пробилась, сказал, что он выслан на несколько месяцев в какое-то хозяйство в Южную Болгарию, но куда именно, он, мол, тоже не знает. Иван мог написать ей сразу, как приехал на место, но был уверен, что письмо со штампом ТВО до нее не дойдет. Прошел месяц, пока он сумел послать ей какую-то пьесу и письмо от имени ее подруги из Толбухина, написанное рукой бухгалтерши госхоза. Бараков-старший вызвал Мону в сельсовет и вручил ей книгу, перелистав ее страницу за страницей, а письмо на всякий случай задержал. Прибежав домой, Мона выписала отмеченные точками буквы и составила письмо. Иван писал ей, что он жив и здоров и чувствует себя хорошо, но она была уверена, что он ее просто успокаивает. Как и все, она думала, что ТВО — это ад, где людей мучают и держат впроголодь. «Раз здешние власти столько времени скрывают, где он,— рассуждала она,— значит, это настоящий ад, и я должна любой ценой его увидеть, хотя бы на минуту, хотя бы через ограду». Мысль о том, что он в заключении в каких-нибудь сорока — пятидесяти километрах от села, не давала ей покоя, и она непрерывно строила планы, как до него добраться. Письмо его пришло в разгар молотьбы, и отлучиться из села по личным делам, хотя бы и на полдня, было более чем неудобно. Пришлось дожидаться первых дней осени, когда в хозяйстве освободился тягловый скот. В это время у нее начались приступы каких-то непонятных болей, сильный припадок случился и на глазах у Николина. Он попросил у председателя хозяйства повозку с лошадьми и еще затемно проводил жену в город к врачу, а сам остался дома с девочкой. До города было километров двадцать, до Оброчиште еще столько же, поэтому, чтобы вернуться до вечера, Мона, как только выехала из села, пустила лошадей галопом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
— Товарищи, вы знаете, почему Иван Шибилев взбесился, когда мы взялись за иконы? Потому что это он их рисовал. Мы, товарищи, закладываем фундамент социализма, нашего светлого будущего, мучаемся, отказываем себе во всем, недосыпаем, недоедаем, а он завел дружбу с выжившим из ума попом и рисует ему для церкви иконы. Стал ли он только теперь жертвой религиозного заблуждения или мы годами носили за пазухой змею? Вы слышали, как он поносил и меня, и начальника народной милиции, видели, как он толкнул милиционера. Кто может позволить себе такую наглость на глазах у всего села, если не человек, который, хочет он этого или не хочет, льет воду на мельницу классового врага? И все из-за этой мазни...
Стоян Кралев взял несколько икон и бросил их в пламя. Запахло скипидаром и краской, сухое дерево затрещало и вспыхнуло. На одной из икон был нарисован Иисус с лицом его брата Илко. Лицо это, и без того истерзанное страданием, потемнело, покрылось кипящими каплями масла, съежилось и исчезло. Таким же образом исчез и Стою Бараков в облике Иуды с коротко подстриженными щетинистыми волосами, виновато прислушивающийся в конце стола к словам Иисуса; и Николин Миялков в облике Иоанна Крестителя; и тетушка Танка Джелебова в облике святой Мины, и еще с десяток наших мужиков и баб, старых и молодых, изображенных в ярких библейских одеяниях, с золотыми нимбами вокруг голов.
Рано утром Ивана Шибилева арестовали и увезли в город, а через несколько дней отправили в трудово-воспитательное общежитие (ТВО). Мотивы наказания стали нам известны от него самого, уже когда он вышел на свободу. Его обвинили в морально-бытовом разложении, в религиозной пропаганде, в неподчинении и нанесении побоев служащему народной милиции и еще в стольких прегрешениях, что, как он сам говорил, он даже удивился, как это его не повесили на глазах у честного народа или не засадили в тюрьму на всю жизнь. Позже он узнал, что, несмотря на эти многочисленные обвинения, в околийском комитете партии сочли, что после исключения из партии в новом наказании нет нужды, и решили его освободить, сделав лишь серьезное внушение, но начальник милиции настоял на том, чтобы послать его на некоторое время поработать, дабы он научился отвечать за свои слова и поступки.
ТВО находилось в селе Оброчиште, где было государственное земледельческое хозяйство — госхоз. Иван позднее рассказывал, что время, проведенное в ТВО, показалось ему и не таким долгим и не таким тяжелым, как он ожидал. Начальником лагеря был один из двенадцати парней, которых судили в свое время после провала ремсистской организации и который сидел вместе с Михо Бараковым. Тогда это был молодой рабочий, теперь — тридцатилетний лейтенант милиции. Прочитав досье Ивана Шибилева, он порасспросил его и назначил учетчиком огородной бригады. Бригада обрабатывала огороды в соседнем селе Краневе, расположенном на берегу моря, в живописной долине речушки Батова. В праздничные и воскресные дни, когда им да-
1 Реме (РМС) — Союз рабочей молодежи.
вали отпуск, Иван захаживал в корчму и играл там на кларнете, играл и на вечеринках, декламировал стихи, показывал всякие номера и фокусы — одним словом, и здесь, как всюду, где ему приходилось работать, завоевал симпатии и начальства, и своих товарищей, и крестьян. Он, разумеется, был оскорблен тем, что его послали на принудительные работы, но его характер не позволял ему предаваться унынию. Он не был злопамятен, а склонность увлекаться всякой всячиной рассеивала его и успокаивала. Так его восьмимесячное пребывание в лагере, быть может, и не оставило бы заметных следов в его жизни, если бы не несчастье с Моной. Целый месяц после его высылки она ничего о нем не знала, и узнать было неоткуда. Стоян Кралев уверял ее, что тоже ничего не знает, а Михо Бараков, к которому она пробилась, сказал, что он выслан на несколько месяцев в какое-то хозяйство в Южную Болгарию, но куда именно, он, мол, тоже не знает. Иван мог написать ей сразу, как приехал на место, но был уверен, что письмо со штампом ТВО до нее не дойдет. Прошел месяц, пока он сумел послать ей какую-то пьесу и письмо от имени ее подруги из Толбухина, написанное рукой бухгалтерши госхоза. Бараков-старший вызвал Мону в сельсовет и вручил ей книгу, перелистав ее страницу за страницей, а письмо на всякий случай задержал. Прибежав домой, Мона выписала отмеченные точками буквы и составила письмо. Иван писал ей, что он жив и здоров и чувствует себя хорошо, но она была уверена, что он ее просто успокаивает. Как и все, она думала, что ТВО — это ад, где людей мучают и держат впроголодь. «Раз здешние власти столько времени скрывают, где он,— рассуждала она,— значит, это настоящий ад, и я должна любой ценой его увидеть, хотя бы на минуту, хотя бы через ограду». Мысль о том, что он в заключении в каких-нибудь сорока — пятидесяти километрах от села, не давала ей покоя, и она непрерывно строила планы, как до него добраться. Письмо его пришло в разгар молотьбы, и отлучиться из села по личным делам, хотя бы и на полдня, было более чем неудобно. Пришлось дожидаться первых дней осени, когда в хозяйстве освободился тягловый скот. В это время у нее начались приступы каких-то непонятных болей, сильный припадок случился и на глазах у Николина. Он попросил у председателя хозяйства повозку с лошадьми и еще затемно проводил жену в город к врачу, а сам остался дома с девочкой. До города было километров двадцать, до Оброчиште еще столько же, поэтому, чтобы вернуться до вечера, Мона, как только выехала из села, пустила лошадей галопом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179