Теперь скоро...
А всадники все приближались и менее чем через час почти достигли подножия холма с расщелиной наверху. Подъезжая к условленному месту, они заметно сбавили ход и насторожились. Посреди в роскошном желто-оранжевом хурэме ', на прекрасном вороном иноходце, идущем мелкой иноходью, величественно, несмотря на усталость, восседал Дамдин-Очир. По правую руку от него ехал молодой лама с небольшой переметной сумой, притороченной к луке седла, а чуть впереди, понукая покрытого пеной измученного коня, трусил их проводник баргут.
— А теперь трогай! Устроим-ка халхасскому хану достойную встречу! — Балдан одним махом вскочил в седло и помчался наперерез всадникам. Не отставая от него ни на шаг, летел на горячем степном скакуне верный Гомпил. Когда до них оставалось не более двух десятков метров, Балдан придержал разгоряченного коня и выкрикнул пароль. Услышав отзыв, он спрыгнул с коня и церемонно поклонился халхасскому хану, величая его по имени, а затем по очереди приветствовал каждого из его спутников.
Когда они поднялись на вершину холма и спешились у расщелины в гранитной скале, Балдан сделал знак Гомпилу, и тот в считанные минуты вынес из пещеры оставленный на горячих углях медный чайник.
— Великий и несравненный лама! Соизвольте отведать горячего степного чайку, пахнущего дымком. Усталость как рукой снимет. Прошу вас, великий, соизвольте... — Балдан протянул Дамдин-Очиру пиалу дымящегося черного чая, но телохранитель тотчас же выхватил пиалу из его рук, расплескав чай, и поднес к губам Балдана, заставив сделать несколько глотков. После этого, выплеснув остатки на землю, он не спеша отвязал болтающуюся на шнурке и привязанную к поясу серебряную пиалу, собственноручно налил в нее чаю и подал своему повелителю.
Баргут тоже попросил чайку. Осушив большими глотками одну за другой две пиалы, он снял с коня пропитавшуюся потом старую попону и растянулся на ней в углу пещеры.
— Прекрасен степной чай, восстанавливающий силы, — похвалил хан. — Теперь вздремнуть бы часок, чтобы дать отдохнуть глазам, воспаленным от встречного ветра. — Дамдин-Очир протиснулся в пещеру, постоял немного, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, и прилег рядом с баргутом.
— Отдыхайте и вы, а мы покараулим у входа, — предложил Гомпил молодому ламе, присевшему, скрестив ноги, подле хал-хасского хана и исподлобья наблюдавшему за каждым их движением.
— Благодарствую, но я не устал. Я, пожалуй, тоже выйду на ветерок, посижу с вами у входа. Здесь не очень уютно...
Они уселись на горячие камни, нагретые солнцем, и перебросились двумя-тремя ничего не значащими фразами. Постепенно они разговорились, и молодой лама рассказал много интересного о себе. Звали его Шагдар. Оказалось, он тоже был уроженцем Халхасии, сыном некоего Ойдова, проживавшего когда-то в окрестностях монастыря Святого Лузана. После победы революции и установления в Халха-Монгрлии народной власти он как-то зашел к тамошнему хамба-ламе и за дорогой подарок уговорил погадать на костях и предсказать, какая судьба ожидает его, если он перекочует за границу, в Южную Монголию. Бросив кости и заглянув в священное писание, лама изрек:
— Там тебя ожидает поистине завидная судьба. А в будущем тебе самому или твоему сыну предначертано с великой миссией вернуться в Халхасию. Не забывай только молиться бурхану и почитать святого Банчин-богда.
Услышав эти сладкие речи и поверив хитрому настоятелю, Ойдов в скором времени перекочевал с семьей за границу. Хамба-лама попросил его оказать ему небольшую услугу: отвезти письмо одному важному господину. Письмо это впоследствии сыграло в жизни бедного Ойдова роковую роль, поскольку оно было адресовано японскому разведуправлению. По прошествии некоторого времени японская разведка стала часто вызывать его к себе, заставляя с пристрастием допрашивать южных монголов, схваченных за участие в борьбе против японского засилья. Счастливая судьба, предсказанная настоятелем монастыря, обернулась для Ойдова непоправимой бедой. Не выдержав этой ужасной пытки, он отравился, причем жена и другие члены семьи до сих пор не знают всей правды о причине его смерти. После смерти Ойдова японцы обратили взоры на уже взрослого его сына, многократно вызывая Шагдара в разведуправление и требуя от него исполнения той же работы, которая довела до самоубийства его отца, а потом заставляли каждыихраз давать клятву на жертвеннике перед образами о неразглашении тайны... Позже, высоко, оценив умение Шагдара хорошо держать
язык за зубами, японцы приставили его телохранителем к Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.
О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма, Великолепно знает здешний край. Является особо доверенным лицом хубилгана Довчина и хамбы Содова.
— Ну а как вообще жизнь за границей?
— Как жизнь? — переспросил Шагдар, вспоминая, как велено отвечать в подобных случаях. — Жизнь очень хорошая. Особенно хорошо живут духовные лица, они всюду пользуются большим уважением.
— Ну это мне давно известно. Перед тем как отправить меня в Хадха-Монголию, сам господин Инокузи инструктировал меня...
— Так вы тоже оттуда? — удивился молодой лама.
— Конечно, — усмехнулся Балдан. — Я уже давно, как оттуда... Сейчас мы буквально сбиваемся с ног, готовясь к празднику субургана. Все готово. Только вас не хватает. По милости бурхана вы как раз приехали вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46