Можно выбрать, там и альбом есть... О, этот альбом можно смотреть часами... А если захотите, сможете увидеть кое-что и получше, — японец захохотал.
Дамдин-Очир почувствовал стыд от унизительного предложения и непочтительного обращения молодого японца. — Разве я за этим приехал сюда?
— Простите великодушно, не хотел вас обидеть. Мне велели развлечь вас и показать увеселительные места. Как-никак, мы с вами связаны с разведкой, и будет нелишним, если узнаем что-нибудь новенькое. — Японец опять захихикал,
— Я всегда предпочитал узнавать что-нибудь дельное, — зло отрезал лама.
— Разведчику до всего должно быть дело — так считают у нас.
— И до публичных домов тоже?
— Конечно!
Дамдин-Очиру этот разговор был крайне неприятен и нежелателен. Японец, приставленный к нему телохранителем, прекрасно обслуживал, исполняя любое желание ламы и стараясь предугадать каждое его движение. Но развязные манеры и нагловатый тон, с ехидцей прищуренные глаза, в фальшивой улыбке растянутые губы страшно унижали гордость Дамдин-Очира.
«Меня возвысил святой Банчин-богд, вознеся на престол хадхасского хана. А этот проходимец осмеливается нагло со мной разговаривать и даже предлагает в публичном доме спать с китаянками и японками. Какой срам! Ни один даже самый отсталый и невежественный арат в моей стране никогда но унизит иностранца, кем бы он ни был». Дамдин-Очир отвернулся от японца, заложил руки за спину и зашагал в противоположную сторону. Японец догнал его и, взяв под руку, сказал:
— Прошу вас, не сердитесь. Право же, вы ведете себя как ребенок. К тому же вы слишком высокомерны.
— Оставьте эти слова для вашего господина, который вам платит!
— Не гневайтесь, ваше величество. Вы многого не знаете о здешнем образе жизни. Я от чистого сердца хотел показать вам то, что скрыто от постороннего глаза. Публичные дома, опиумо-курильни и салоны азартных игр — здесь явление совершенно обычное, они имеются на каждой улице, и нет ничего обидного в том, что я предложил вам посетить одно из этих заведений. Досточтимый каноник, у нас в Стране восходящего солнца мужчина, кто бы он ни был, всегда выше неба, а женщина, какой бы красавицей ни была, всегда ниже земли. Как бы поздно ни вернулся домой муж, жена не может лечь спать до его прихода, она снимет с него пыльные ботинки и вымоет его грязные ноги. Вы это знаете?
— Нет. И знать не желаю. В моей стране другие обычаи.
— У нас еще есть время. Давайте заглянем в один уютный китайский ресторанчик. Здесь рядом, через дорогу, — японец указал рукой.
Они вошли в просторную чистую залу, убранную в китайском стиле, и сели за столик у окна.
— А что там, за занавесями? — поинтересовался лама.
— Там отдельные кабинеты, где курят гашиш и обедают с красивыми женщинами. У вас в Халхасий, я понимаю, наверное, и время провести негде, не так ли?
— Да будет вам известно, молодой человек, что у нас в Хал-ха-Монголии почитают старость и благоговеют перед духовными лицами, которые свято блюдут обет, обращая все свои помыслы на благодеяния и защиту ближнего.
В зеркало Дамдин-Очир увидел, как за его спиной зашевелилась портьера, высунулась и тотчас же убралась обратно голова китайца, а через несколько минут из-за нее вышел другой китаец, в очках, и направился к их столику. Отвесив низкий поклон, в высокопарных и замысловатых выражениях он спросил о самочувствии каноника из Монголии и пожелал ему здоровья на долгие лета. Изумленный Дамдин-Очир не успел и рта раскрыть, чтобы воздать благодарение бурхану за благопожелания, которые он не ожидал здесь услышать, как китаец удивил его еще больше.
— Высокородный господин, мне кажется, что я видел вас раньше, но не могу припомнить точно, где именно. Не случалось ли вам бывать когда-либо в монастыре Святого Лузана?
— В монастыре Святого Лузана?! Да я же родился в этих краях!
Китаец сел за столик напротив Дамдин-Очира.
— Как обстоит дело с возведением субургана? — доверительным тоном спросил он, перегнувшись через стол. — Когда конец?
Удивлению монгольского каноника этой осведомленностью незнакомого китайца не было предела.
— Дело в полном разгаре. Я полагаю, осенью при большом скоплении народа мы устроим церемонию обряда освящения места, где будет возведен милостью бурхана всесильный субур-ган... А вы кто такой будете? Я вас что-то не припомню!
— Несколько лет назад я работал в тех краях и перед отъездом на всякий случай оставил свой портрет у хамбы Седова. Возможна, я еще вернусь туда... Узнает ли меня хамба-лама? Или уже забыл? Столько лет прошло!
— Не думаю, чтобы хамба Содов мог забыть... У него цепкая память. А ваше фото, возможно даже, хранится у меня. Хамба давал мне чей-то портрет, но это было давно.
Китаец вышел из-за стола и с поклоном обратился к Дам-дин-Очиру.
— Высокородный и хмилосердный покровитель послушников бурхана, соизвольте посетить мой бедный приют и откушать со мной за одним столом. От чистого сердца прошу вас, соизвольте...
Дамдин-Очнр взглянул на сидевшего рядом японца.
— Решайте сами, ваше величество, у нас еще достаточно времени.
Китаен привел гостей в свой дом и усадил за роскошно накрытый стол. После обильной трапезы он продолжил начатый разговор:
— А где теперь Буянт — мой лучший друг? Вы его еще не отправили к богу в рай?
— Ваш Буянт процветает в Монголии всем на зависть и печется о спасении нашей веры, разбогател, растолстел на нашей жирной баранине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46