Вскоре дымоходы ало засветились, искры протянули над ними в небо серебряные нити.
— Дочка! Кровиночка моя! Как нам теперь жить?— послышался из юрты плач толстой женщины.
Люди, испуганно озираясь по сторонам, тихо переговариваясь, сходились к ней в юрту. Шли осторожно, бесшумно, как мыши — башмаками не стукали, одеждой не шебуршали.
Вскоре оттуда выскочил круглопицый парень, вскочил па черную лошадь и ускакал.
— Дочка, очнись, встань! Радость, надежда наша. Ведь мы только тобою и жили! — причитала толстая женщина.—Как ты бегала с жеребятами и телятами, как резвилась с ягнятамг и козлятами... Белого верблюжонка своего вспомни Как же он будет без тебя? Кто за ним присмехрит, его приласкает?.
«Беда везде одинакова, — думал Болот и тоже плакал,— юре —всюду горе, и всюду от него на сердце — рубец, па лице — морщина... Хоть бы ты поднялась, поправилась, милая. А все я виноват, я...»
Тут вернулся парень на черной лошади. С ним примчалась краснощекая девушка Красавица, слов нет! Круглолицего не видаи> в темноте, а девушка точно светилась — каждую черточку можно различить. Глаза большие, в пол-лица, и светятся, зеленые лучики летят из них. Волосы черные, длинные, густые, струятся, как хвост аргамака на скаку. Блестят, звенят, переливаются украшения на девушке От самого уродливого в мире родила бы она красивого ребенка! И лошадь у нее— белая, словно молоко, стоит, переступает, как невесомая.
«Э-э, а что это такое у девушки в руках — круглое, темное? — сердце у Болота гак и оборвалось.— Да это же — бубен! Боже, да она шаманка! Потому за ней круглолицый и ездил Сейчас начнет шаманить, болезнь лечить, нечисть изгонять, а нечисть — это я и есть!.. Совсем пропал! О, помогите, Алтай мой, Земля моя!»
Похолодел Болот от страха. Вот тебе и красавица!
Девушка легко спорхнула с лошади л красиво, словно поплыла, заскользила направилась к юрте От дверей обернулась, глянула па Болота, сидящего на лиственнице, кивнула ему и улыбнулась.
В юрте развели большой огонь. Искры полетели густо, заспорили — какая из них прыгнет выше и дольше будет светиться. Из щелей юрты протянулись в темноту светлые волосы.
Бубен забухал, зардел, зарокотал Крепился Болот, но сердце его вместе с ударами бубна запрыгало, задергалось — то заколотится бешено, то сорвется и чуть теплится, затухает, вот-вот остановится, то опять так застучит в ребра, точно вырваться хочет! Ни пошевелиться, ни вскрикнуть не может Болот. Будто душит, давит его страшный дурной сон.
Долго шаманила девушка. Долго мучила Болота. Наконец послышался ее усталый голос:
— Вот что узнала я. Со звезды, называемой Землею, из среднего мира, где носят кушаки на пояснице, явился к нам нечистый. Наши беды, болезни — из-за него...
Распахнулась дверь, выскочила шаманка с чашкой, полной жидкого огня. Встала на колени и четырежды окропила огнем чешре стороны света.
Присмотрелся Болот—жутко стало: заходила шаманка в юрту девушкой красоты невиданной, а вышла древней старухой с глазами злыми, болезненными, они так и буравят, так и пронизывают насквозь, в душе шарятся... Боже, а это что? На лбу у старухи появился... третий глаз! Большой, с донышко чашки. Алмазный.
Шаманка вскочила. Плеснула огнем в сторону Болота. Попали капли ему на грудь, жгут нестерпимо. Он и не заметил, как слетел с дерева и покорно, как мышь перед змеею, присел перед шаманкой.
— Говори! — сказала она и угрожающе сунула палец в жидкое пламя.— Возвратишься или останешься?
— Домой мне надо, домой, — еле слышно проговорил Болот.
— Может, останешься? Со мной. Смотри, какая я красивая!
— Нет. Домой, домой мне надо...
Шаманка устало опустилась. Вздохнула она тяжело, и глаза се налились слезами. Выплеснула она свой жидкий огонь за спину, через левое плечо, и, точно через силу, пошла к лиственнице, на которой только что сидел Болот. И только тут увидел он, что на нижнем суку дерева висит лошадиный череп и четыре белых мосла с копытами, а сама лиственница, как две капли воды, похожа на ту, земную, на вершине горы...
Шаманка сияла с дерева кости и черен, положила на землю и пошептала над ними Косги медленно наполнились кровью, обросли сухожильями и мясом, покрылись шерстью. Шаманка вскочила, вскинула руки, словно выпустила птицу, и все, над чем она колдовала, превратилось в белоснежную крылатую лошадь.
Лошадь звучно заржала, заплясала разгорячившись, застучала копытами, вздымая пыль. Глаза косят диковато, а изо рта точно пламя пышет.
— Если решил домой — садись! — приказала шаманка и опять взмахнула руками. — И скажи всему среднему миру, передай своим, которые носят кушаки на пояснице, — пусть мирно живут, пусть одумаются, образумятся, не воюют! Пусть будет у них много детей, много скота и хлеба! Пусть умножается и расцветает род их!
— Да сбудется все, что ты пожелала, исполнятся добрые слова твои! Спасибо тебе! — сказал Болот и поклонился шаманке.
Тут старушка превратилась в девушку-красавицу, и третий жуткий глаз на челе ее исчез.
— Несчастная я, — тихо произнесла она. — Остался бы... Упала бы я тогда перед нашими богами, превратила тебя в здешнего жителя с кушаком под мышками. Жили бы вместе, детей поднимали...1—задрожал ее голос, умолкла девушка, а слова ее невысказанные, застывшие в груди, ясны были по ее глазам: «Один раз бог дал мне счастье... Но Земля твоя, Алтай твой, семья твоя — пересилили меня... Не смогла я их одолеть... Вечно одной мне быть...»
Отвернулась девушка, смахнула слезы, воскликнула:
— Садись в седло! Держись крепко! Да отвернется от меня лицо твое, да повернется ко мне спина твоя!
Вскочил на лошадь Болот, крепко ухватился за гриву, лошадь поднялась на задние ноги и прыгнула вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81