Мать поспешила встать с постели навстречу сыну.
— Добро пожаловать, сынок,— услышал он ее слабый голос.
Сели ужинать. Хасан не прикоснулся к еде. Из головы его не выходили слова Сердера Османа. Они вставали в памяти все отчетливее, звучали все сильнее, ранили и мучили его. Наконец он не выдержал и вскочил из-за стола.
— Что с тобой? — встревожилась мать.
Он молча повел плечами и пошел к дверям.
— Куда ты?
— Развеяться надо,— ответил Хасан сквозь зубы, берясь за щеколду. Одумался — мать-то чем виновата?— и обернулся: — Ты не беспокойся, я немного погуляю и приду.
На улице темень, хоть глаз выколи. В окнах начали дружно зажигаться огоньки. Однако светили они невесело. Деревня по-прежнему напоминала дом, где лежит покойник. Казалось, будто каждый зажег свет и ушел из своего дома.
Хасан остановился. Его шатало, как пьяного. Он развел руки и глубоко вздохнул. Воздух, еще вчера такой свежий и прохладный, сейчас казался ему смрадным и удушливым. В груди горело. Он чувствовал, что вот-вот заплачет. Чтобы преодолеть страшную тяжесть на сердце, еще раз судорожно глотнул воздух.
Караахметли, его родная деревня! Скоро он покинет ее. Этой земле отдал свои лучшие годы... Если бы не Мастан... Злость опять закипела в нем. Попадись ему сейчас Мастан, утопил бы его в ложке воды. Хасан плюнул на землю от омерзения. Перед глазами его опять всплыл образ Гюрро.
«Бах!» — Хасан щелкнул пальцами, вытянул вперед руку с воображаемым пистолетом.
Этим «бах!» Гюрро всегда заканчивал свои рассказы. «Бах!—и все кончено!» Не поднимая головы, Хасан медленно брел, сам не зная куда. Растерянно оглянувшись по сторонам, он увидел впереди темный силуэт высокого тополя. Такой тополь рос только возле дома Мастана. Да, это его дом, и свет горит в окошке — лампа «люкс». Хасан подошел к двери, остановился. Зачем он пришел сюда? Что он будет делать? Что говорить? Но какая-то сила заставила его поднять руку . и несколько раз ударить в дверь. В доме задвигались, полоска света упала на улицу из дверной щели, на лестнице послышались шаги.
— Кто там?
— Хозяин дома?
— Дома.
Дверь приоткрылась. Перед ним стояла Зюбейде-ханым.
— Я хотел поговорить с ним.
— Вот и хорошо. Он как раз у себя.
При свете фонаря они поднялись по лестнице. — Желаю вам добра.— Ее голос звучал встревоженно.
— А я и пришел с добром. Ничего дурного у меня нет на уме,— улыбнулся Хасан.В голове у него стучало, будто он только что пробудился от тяжкого сна.
У Мастана сердце екнуло при виде Хасана. Но держался он непринужденно.
— Проходи, дорогой, добро пожаловать,— сказал он таким тоном, словно привык видеть Хасана у себя.
Тот присел на краешек тахты.
— Я потолковать пришел,— начал он глухим голосом.
— Потолковать и в кофейне можно.
— Об этом в кофейне нельзя.
— Значит, секреты завел,— скривился Мастан. — Нет, зачем же... Наше дело, крестьянское.
— Эх! — Мастан смотрел насмешливо.— Неподходящее ты время выбрал вопросы решать.
— Кто знает: может, и удастся.
— Кто тебя послал?
— Никто меня не посылал, сам пришел.
— Ну говори, в чем дело.
— Я насчет конфискации... Мастан подскочил на месте.
— У тебя большое хозяйство,— продолжал Хасан,— много в нем добра, милостью аллаха. Но знай, что аллах завистников не любит. Ты же отнял у крестьян все, что у них было. Последнего клочка земли лишил.
— Черт с ними!
— Неужели тебе ни капли их не жаль? Мастан кинул окурок в пустой мангал.
— Долги надо платить вовремя.
— Разве ты не знаешь, какой год был? Люди даже на поденщине не смогли ничего заработать. Такое ведь не часто случается.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Отдал бы им поля обратно...
— Э-э-э!
— ...а они выплатят долги на следующий год. Сделай хорошее дело!
Мастан осклабился в улыбке, словно в лицо Хасану плюнул.
— Да ты в своем уме?!.
— Видит аллах.
— Да ты как со мной разговариваешь!
Лицо Хасана залилось краской. Его откровенно выгоняли. Он резко встал.
— Аллах всем дал понемногу, чтобы не умереть с голоду. Кому три, кому пять дёнюмов. Ты и это у людей отнимаешь. Не к лицу тебе такое, не к лицу.
— Долго еще будешь брехать попусту? — взревел Мастан.
Хасан спускался по неосвещенной лестнице, оступаясь на каждом шагу. Ощупью нашел дверь, открыл ее и с силой захлопнул за собой.
Из-за горы выглядывал краешек месяца, излучая тихий ровный свет. Освещаемая им деревенька словно съежилась. Перед глазами Хасана все плыло. Ему показалось, что стены домов смыкаются вокруг него. Сейчас раздавят!.. Он провел ладонью по лбу, чтобы прогнать наваждение. Прислонился спиной к ограде, попытался собраться с мыслями, прийти в себя. Исчезло, отступило все, во имя чего он жил последнее время: мать, Алие, отъезд из деревни... Огромная тень Мастана заслоняла теперь и их и весь мир.
Луна почти целиком выплыла из-за горы, белые камешки на обочине дороги отражали ее матовый, мертвенный свет. Хасан побрел вперед, бормоча себе под нос проклятия, но вместо слов изо рта его вылетало только какое-то шипение. У-у, шайтан! Даже плюнуть нечем! Все во рту пересохло. Он быстро зашагал к кофейне, словно вспомнил о срочном деле. Лампа «люкс» в окне Мастана сверкала на всю деревню; и казалось, чем дальше убегал от нее Хасан, тем более вызывающим становился ее яркий свет.
В кофейне пусто. Только в уголке сидят Сердер Осман и Рюзгяр. Хасан направился к ним.
— Здравствуйте!
— А-а! Здравствуй,— удивился Сердер Осман. Хасан тяжело плюхнулся на стул. Стул жалобно скрипнул.
— Раздавишь,— усмехнулся Рюзгяр.
Хасан промолчал. Грудь его вздымалась от тяжелого дыхания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50