Молоденькая стройная барышня, сидевшая на бревнах, Поднялась, отвязала лодку, вскочила в нее, оттолкнулась от берега, потом развернула лодку и неторопливо двинулась вслед за певцом. Поравнявшись, молодые люди поздоровались, и вот лодки их бок о бок заскользили но серебряной глади все дальше на середину озера. Молодые, полные сил гребцы принялись кружить по озеру—девушка вела, а юноша слегка подправлял, и видно было, что парочка уже давно наловчилась
грести и вдвоем. Когда они оказались наконец там, где царили тишина и безлюдье, барышня положила весла и остановилась. Вернее сказать, положила она только одно весло, другое же, как бы играя, держала в воде, и не без причины: как только Карл, тоже остановив-шись, вознамерился совсем близко подплыть к ней,
прямо-таки взять ее лодку на абордаж, она сумела очень ловко оттолкнуть свое суденышко веслом. И этот маневр был, как видно, не нов, потому что довольно скоро молодой человек утихомирился и уже спокойно сидел своей лодке.
Тут принялись они болтать, и Карл сказал:
Милая моя Термина! Как мне хочется вспомнить
сейчас одну пословицу: то, чего мы жаждем в юности,
отмеривается нам в старости полной чашей,— только
Перетолкую я ее по-своему: в юности у меня была
полная чаша удовольствий, теперь, уже будучи в воз-расте,я жажду того же, но напрасно! Когда мне было
десять лет, а тебе семь, как часто мы тогда целовались! Теперь же, когда мне двадцать, я даже мизинчика твоего поцеловать не удостоился!
— Заруби себе на носу: не желаю я слушать эти бессовестные выдумки! — ответила девушка полушутя, полусерьезно.— Все это сказки и небылицы, что-то не припомню я таких нежностей!
— Увы, к несчастью! — воскликнул Карл.— Тем памятнее они для меня! А ведь именно ты была тогда заводилой, ты была соблазнительницей!
— Как тебе не совестно, Карл! — прервала его Термина, но он неумолимо продолжал:
— Нет, ты только вспомни, как часто, когда мы уставали помогать бедным детям собирать стружки в их жалкие корзинки, вертясь под ногами у столяров,— как часто строил я тогда, бывало, маленький домик за кучей бревен — там была настоящая крыша, дверь и скамеечка внутри. И когда мы закрывались в этом маленьком домике и садились на скамеечку, и я, утомленный, мог наконец-то передохнуть,— кто бросался мне на шею и осыпал меня бесчисленными поцелуями?
Едва он вымолвил это, как чуть не угодил в воду, ибо когда он за разговорами снова сделал попытку подплыть ближе, девушка вдруг так резко оттолкнула лодку, что чуть было не перевернула ее. Как звонко рассмеялась она, когда Карл, пытаясь сохранить равно весие, замочил рукав и принялся браниться!
— Ну погоди,— сказал он,— придет и твой час, тоже искупаешься!
— Ну это мы еще посмотрим! — возразила она,— прошу вас, не спешите так, сударь мой!
Потом она продолжала уже несколько серьезнее:
— Мой отец узнал все про нас; я особенно не отпи ралась; он и слышать ничего не желает, запретил нам и думать об этом. Вот такие у нас дела.
— И что же, ты собираешься кротко и покорно следовать папенькиной воле, как ты это сейчас мне хочешь представить?
— Так чтоб прямо пойти наперекор папеньке на это я никогда не соглашусь, а враждовать с ним тем более ни за что не осмелюсь. Сам знаешь, характер у него тяжелый, и на обиды он памятлив, а коли уж затаит обиду — она его долго потом гложет. И не хуже меня знаешь, что папенька мой, хоть он уж пять лет вдовцом живет, меня жалеючи, до сих пор так и не женился.
Л дочке не грех такое помнить! И уж коли зашла об этом речь, так я хочу сказать тебе, что не дело нам так часто видеться. Довольно того, что дети в душе своей идут против родительской воли, но если они вдобавок каждый день позволяют себе поступки, которых родители не потерпели бы, если бы знали о них,— это уж, по-моему, настоящая зловредность. И потому и решила, что мы будем теперь встречаться не каждый день, как раньше бывало, а только по одному разу в ме-сяц, а там — пройдет время — увидим.
— И сколько ж это времени ты ждать собираешься? Неужели мы вот так и будем сидеть сложа руки и ждать?!
— А почему бы и нет? Подумаешь, эко важное дело! Ведь, может статься, все у нас сладится, а может, и нет. Мир от этого не перевернется. А там, глядишь, мы и сами забудем друг друга — мы ведь еще вон какие молодые; стоит ли из-за этого драму строить?
Семнадцатилетняя красавица произнесла свою речь нарочито сухо и холодно и уже снова взялась за весла, направляя лодку к берегу. Карл от нее не отставал, он был озабочен, огорчен и вместе с тем раздосадован словами Термины. А она-то про себя даже немножко порадовалась, видя, как огорчился парень, которому, Низалось, все было нипочем,— но потом тоже погрустнела, задумавшись о предыдущем разговоре, и больше всего — о предстоящей разлуке, на которую она сама себя только что обрекла.
Тут-то Карл наконец и поймал ее врасплох и одним рынком вплотную подтянул к ней свою лодку. В мгно-ние ока он обхватил ее стройный стан и так крепко прижал к себе, что оба наполовину перевесились через борт,— утлые суденышки совсем накренились, готовые перевернуться от малейшего движения. Карл запечат-лел на устах Термины не то семь, не то восемь крепких поцелуев, а она, оказавшись в беспомощном положении, не могла отбиваться и поневоле должна была все стер-петь. Потом он усадил ее как следует, и лодка выпрямилась вместе с ней.
Термина откинула волосы с лица, схватила весла и,
трудом переводя дыхание, сердито и угрожающе крикнула ему со слезами на глазах:
Ну погоди, плут ты эдакий, доберусь я до тебя! будешь еще у меня под башмаком, ей-богу, я тебе покажу, что значит быть женатым!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24