Но Павел Александрович ничего об этом не знал. Он выписался из госпиталя, попал в другую часть, снова участвовал в боях: на Курской дуге, под Варшавой, дошел до Берлина. Когда вернулся домой и узнал обо всем, дрогнуло сердце. Значит, только один он остался, да и то его столько лет считали погибшим.
— Ты ищи, тебе там орден за Сталинград положен,— говорили товарищи по работе.— В газете писали...
Начал справляться. Л из наградного отдела ответ: «Да, есть такой Бурдин, но это не вы. В приказе Военного совета фронта № 1-н от 2 ноября 1942 года говорится «красноармеец Бурдин Павел Алексеевич». Он награжден посмертно орденом за подвиг у хутора Дубового под Сталинградом».
— Да как же, ведь я же это! Видно, писарь ошибся. Вот он я, жив, лежал в госпитале и остался жив. Никакого другого Бурдина во взводе Кочеткова не было. Был я...
— Нет, у нас значится другой человек, и он погиб,— ответили опять.
«Ну и пусть значится у вас другой,— зло подумал Бурдин,— пусть погиб. Только же это неправда!»
Так и закончилась печальная переписка.
Много лет спустя мастер Бурдин, перелистывая второй том «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 —1945 гг.», нашел место, где говорилось о подвиге кочетковцев: «...На рассвете следующего дня позицию гвардейцев атаковали 12 вражеских танков. Поединок продолжался несколько часов. И вот уже из 16 бойцов в живых осталось только четверо — Степанен-ко, Чирков, Шуктомов и тяжело раненный Кочетков. К этому времени уже были израсходованы все боеприпасы. Стремясь нанести врагу максимальные потери, герои со связками гранат бросились под танки. Когда пришло подкрепление, на склонах высоты пылали шесть подбитых танков. О подвиге своих товарищей успел рассказать умирающий от ран Кочетков».
На этот раз никуда писать не стал. Поди доказывай, коль тогда не поверили, то теперь, через столько лет, и подавно.
Но не прав был Павел Александрович. Не поверил равнодушный человек. Но нашлись и другие люди, с чуткими сердцами, они исправили несправедливость и разыскали его, как разыскали они и Геннадия Афанасьевича Унжакова. Земной поклон им.
А потом была такая же незабываемая и волнующая сцена в райвоенкомате, где Бурдину вручали орден.
И сюда пришли товарищи героя — рабочие родного Очер-ского машиностроительного завода. И здесь военком читал приказ, написанный в ту суровую осень сорок второго, когда Бурдин лежал в госпитале. «...Маленький холмик в волжской степи вознес выше самой высокой горы имена шестнадцати советских воинов, вступивших в неравный бой с танками...»
Получая награду, хотел сказать и не мог. Горло перехватил спазм, а когда военком сообщил, что жив еще один из шестнадцати кочетковцев — Геннадий Афанасьевич Унжаков, Бурдин заплакал.
Тогда же Бурдин побывал в Волгограде. В Музее обороны города он увидел в одном из залов документы о подвиге кочетковцев. Его попросили написать воспоминания о бое за высоту у хутора Дубового, а потом работники музея с большой радостью тут же при нем изменили экспозицию. Тогда же на безымянном холме близ хутора Дубового на скромном памятнике против двух фамилий героев появилось слово «жив». А позднее на братской могиле героев на средства, собранные Советом ветеранов 40-й гвардейской стрелковой дивизии и трудящимися Волгоградской области, соорудили новый большой памятник.
К этой истории следует добавить несколько слов. Геннадий Афанасьевич уехал с Урала в один из целинных совхозов. Уезжал он уже кандидатом партии, а через год на новом месте совхозная парторганизация приняла его в члены КПСС как своего лучшего механизатора.
А Павел Александрович Бурдин в это вр^мя по-прежнему жил в своем родном городе Очере. Работал на том же машиностроительном заводе, откуда летом сорок первого уходил на фронт и где через год состоялся митинг в честь его героического подвига.
Вскоре после того, как на Мамаевом кургане было закончено сооружение памятника-мемориала защитникам Сталинграда, мне довелось побывать в родном городе. В нескончаемом потоке людей молча ходил я по преображенному холму, где ранней весной сорок третьего в братских могилах хоронили солдат Сталинграда. На их месте и сейчас стоит маленький скромный памятник, сооруженный первыми строителями, прибывшими с разных концов страны возрождать легендарный город. Мне особенно дорог этот крохотный памятник из бетона и гипса, выкрашенный под бронзу. Я никогда не забуду, сколько под ним покоится солдат. Этот дорогой мне памятник находится слева от мемориала, если смотреть на него с Волги. Я шел к подножию грандиозной скульптуры. Шел и читал на каменных плитах имена героев, погибших при защите Сталинграда. Их могилы по всей территории семидесятикилометрового города и его пригородов, в степях между Доном и Волгой, на дальних и ближних подступах, а здесь имена на мраморных плитах.
И вдруг читаю:
«Кочеткову Василию Дмитриевичу — гвардии младшему лейтенанту. Вечная слава».
Даже вздрогнул, точно неожиданно встретил родного человека. Прочел еще и еще раз надпись на мраморе, а потом перевел взгляд на плиты слева и справа. «Соседями» у Василия Кочеткова были: Герой Советского Союза капитан Александр Александрович Кузнецов и прославленная героиня Сталинграда, первая женщина-сталевар и воин истребительного батальона Ольга Кузьминична Ковалева.
Что же, хорошие у Василия «соседи».
Этот рассказ был опубликован в 1970 году, и сразу в издательство и автору пошли письма однополчан.
Первым на публикацию откликнулся бывший командир 6-й батареи 90-го артполка, ныне майор запаса Борис Александрович Васильев, проживающий в Литовской ССР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47