Пехота залегла, а танки по неглубокой лощине шли прямо на высоту. Сколько их было, Унжаков не мог разглядеть, он видел лишь первые две машины. То появятся, то исчезнут, нырнут — вынырнут. Геннадий видел, как по лобовой броне первого танка дважды сверкнул огонек бронебойных пуль, а он, не сбавляя хода, шел прямо.
— Эх, так его не возьмешь. Надо сбоку заходить! — закричал Двоеглазов и, сдернув противотанковое ружье в траншею, помчался менять позицию.
И вдруг огромным костром вспыхнул этот танк. От радости Унжаков чуть не выпрыгнул из окопа. Только крепкий окрик Меркурьева остановил его. Унжаков почувствовал, как ходуном заходила под ним земля, и понял, что второй танк прорвался на вершину холма к самым окопам.
Меркурьев рванул с бруствера вниз свой пулемет и, когда танк перескочил через его окоп, метнул в него гранату. Взрыв отбросил Унжакова к стенке траншеи. Лопнул ремешок, с головы слетела каска. Что-то приторно-теплое и липкое растеклось по лицу, и он стал проваливаться.
...Когда Геннадий очнулся и поднялся, его качало как пьяного, он плохо видел, в ушах стоял звон, его вырвало. Стало немного легче, но тут же вспотел с головы до ног. Вновь поднялся со дна окопа. Перед ним стоял Меркурьев. Тот держал разбитый пулемет за согнутый ствол и растерянно смотрел на догоравший впереди танк. Лицо Владимира перепачкано грязью, черные волосы стали пепельными от пыли. Он зло выругался и отбросил пулемет в сторону.
...Потом все смешалось. Трудно было дышать. Мазут-но-черный угарный дым разъедал глаза, ныло плечо, хотелось пить. А на высоту уже и справа и слева шли танки и пехота. Несколько раз Унжаков вместе с друзьями выползал из окопов с гранатами наперерез танкам. Погиб командир первого отделения младший сержант Иван Касьянов, убило свердловчанина Алексея Двоеглазова.
В окопе появился Кочетков с обожженной щекой. Вместо правой брови — сгусток запекшейся крови. Глаз почти закрыт. Раненый командир опирался на плечо пулеметчика Владимира Меркурьева. Тот был тоже ранен и еле держался на ногах. У каждого оставалось лишь по одной-две гранаты. Кочетков повернулся в сторону фашистов и, словно от быстрого бега, долго успокаивал дыхание. Потом тяжело проговорил:
— Ну, держись, комсомолия!
Ротный запевала — пермяк Павел Бурдин отозвался из дальнего окопа. Унжакову показалось, что тот затянул песню, но тут же смолк. Нет, это в его голове от контузии звон.
Началась новая атака. На высоту опять ворвался танк. На него с гранатой бросился Меркурьев. Поднялись бойцы из соседних окопов. Павел Бурдин что-то прокричал, и снова Унжакову послышалась песня. Что за наваждение? Столб огня и земли над окопом оборвал чей-то крик. С гранатой в руках Унжаков полз к танку, но ослепительный разрыв опрокинул его...
Военком дочитал приказ, а затем взял со стола другую бумагу и добавил:
— Кроме Геннадия Афанасьевича Унжакова остался в живых Павел Александрович Бурдин.
— Как, и Паша?..— прошептал Унжаков.— Неужели, как и я, умер, а потом воскрес?
Пашка, Пашка, что же ты молчал до сих пор и где же ты был все эти годы? Как выжил?
Сколько бессонных ночей пролежал Геннадий Афанасьевич с открытыми глазами! До головной боли эпизод за эпизодом перебирал в памяти тот бой и спрашивал себя: как все произошло, как случилось, что из всех ребят выжил он один? Почему именно он? Думы, думы без конца одни и те же. Почему?
Ведь когда он полз навстречу танкам, на высоте еще были раненые Василий Кочетков, Шуктомов и Чирков. А Пашку Бурдина уже убило тогда. Он так считал. Да и другие тоже. Снаряд разорвался прямо над окопом. А Пашка выжил...
Если бы знал, что еще кто-то в живых остался, разве он не начал бы розыск! Оказывается, и искать-то долго не надо было. Существовал приказ по фронту, о кочет-ковцах писали газеты, наконец, был у него орден, хотя и посмертный, но орден. Если бы он знал об этом тогда!
Геннадий Афанасьевич вышел из душной комнаты военкомата оглушенный, растерянный и счастливый. Рядом друзья: они тоже взволнованны, поздравляют, толкают, громко перебрасываются шутками, требуют от бригадира обмыть награду.
— Обязательно, ребята, а как же! Только знаете, что для меня этот орден и этот день? Это половина моей жизни, двадцать лет!
Он невпопад отвечает на шутки лесорубов, старается, как и они, смеяться, а сам думает: «Неужели и Пашка Бурдин вот так же, как и я?»
Нет, у Павла Бурдина судьба сложилась по-другому. Правда, и его смогла разыскать награда только через двадцать лет, потому что и Павла считали погибшим. О том, что все шестнадцать кочетковцев погибли, сообщалось в донесении одного из политруков части, который первым с подкреплением прибыл на высоту 180,9. Донесение было написано со слов умирающего Василия Кочеткова.
Но Павел Бурдин был тяжело ранен. Сколько он лежал без сознания, не помнит. Очнулся — засыпан землей в своем окопе. Ранен в грудь и ноги. Бурдин разгребал здоровой рукой землю, пока не выбрался, а потом, отдышавшись, пополз к оврагу, к ручью. Не хватало сил выплюнуть изо рта весь песок с запекшейся кровью... Пополз мимо догоравших танков, срывался в воронки, несколько раз терял сознание. Но до ручья добрался, до того самого, куда он с ребятами перед боем спускался за водой.
Здесь его и подобрали наши санитары... Бурдин лежал в госпитале, а в его родной уральский город Очер Пермской области пришла газета. В ней рассказывалось о подвиге гвардейдев-кочетковцев. Писалось, что все погибли, выполняя приказ: «Ни шагу назад».
В память о герое на машиностроительном заводе, где работал Бурдин, состоялся траурный митинг. Рабочие встали на трудовую вахту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47