— Надо танцевать,— сказала Дагна.
— Я развелся,— повторил Аугустас.
Дагна не знала, что ответить, и только усмехнулась.
— Найдешь другую.
— Я женщин не ищу, они сами меня находят. Чтоб переспать...
— Не груби...
— ...Не отказался бы и с тобой...
В Дагну впились пронзительные глаза заклинателя змей, от взгляда которых змеи и впрямь должны бы оцепенеть. Неужели этого человека она когда-то уважала, считала другом семьи?
— Ха-ха! Пошутил, извиняюсь. Нет, я не из таких, которые... Хотя Саулюс мне... Тебе разве не ясно, почему ему нужна была моя дружба?
— Ему... нужна?
— Чтоб я вытащил его из неизвестности, чтоб поднял... Слабому всегда удобно прислониться к сильному. Не один он такой. Нет, нет. На белом свете таких большинство... Ничего не поделаешь, что бог одному отвалил таланта, а другому его пожалел.
Летел зал, раскачивались хрустальные люстры, ухмылялись лица танцующих — знакомые и незнакомые, с любопытством глядя на Дагну и Ругяниса.
Дагна вызволила руку, попятившись, уставилась на Ругяниса, как на привидение.
Лицо Ругяниса пошло лиловыми пятнами, глаза затуманились. Он неожиданно расхохотался.
Дагна повернулась. Казалось, волна хохота прокатилась по всему залу; она шагала на подгибающихся ногах не по скользкому паркету, а брела по рыхлому раскаленному песку, и жаркие пылинки иголками вон
зались в ее ноги, во все тело. Идти, идти по раскаленному, сухо скрипящему песку. И не оборачиваться. Только не оборачиваться...
— Сам знаешь, Саулюс, что Ругянис лил помои и на тебя и на меня. Воображение у него буйное. Конечно, и Йонелюнас ему помешал, и еще...— Дагна молчит.— Пускай люди теперь думают, что ты меня бросил. Ты бросил...
Саулюс медленно качает головой, но Дагна видит, что его мысли где-то далеко, ужасно далеко. Но вот он уже возвращается к ней и улыбается — мол, все слышал и понял...
— Сегодня я, Дагна, уезжаю в деревню, обратно в Лепалотас. Завтра сто лет со дня рождения отца, и я должен быть там.
— Езжай.
— И еще я начал... Мне кажется, там я начинаю все сызнова. Ведь когда человек рождается, не ему больно.
— Езжай, Саулюс.
— Я не могу сейчас рассказать, боюсь — проговорюсь, и исчезнет все, что вижу. Ведь слова хоронят мысль. Как песок следы.
Дагна чувствует, что ее ноги снова обжигает раскаленный песок. Она идет по песку, опять идет одна, увязая до колен, и боится упасть...
— Ты не сиди там, на даче у подруги. Возвращайся домой и живи. Возвращайся, чтоб дом не пустовал.
Дагна, словно ее разбудили, поднимает голову:
— Тебе было письмо на столике. Нашел?
Саулюс не может вспомнить, о каком письме говорит Дагна. Наконец сует руку в карман, достает сложенный листок и кладет перед ней. Пока Дагна читает, Саулюс смотрит в сторону, слыша авторитетные наставления директора, требования... и так далее, и так...
— Что теперь будешь делать?
Что он будет делать? Что он может делать?..
И так далее, и...
— Бумаги у тебя нет?
Дагна находит в сумке сложенный вчетверо белый листок, похожий на тот, с подписью директора.
— И шарик.
Она подает ручку и не спускает глаз с правой руки
Саулюса, которая очень медленно выводит первые буквы, а потом берет разгон и начинает торопиться. Буквы все мельче, неразборчивей... Он отталкивает бумагу, глубоко втягивает воздух — писал затаив дыхание.
— Положи в конверт и отправь.
— «Прошу освободить меня от занимаемой должности»,— читает Дагна единственную короткую фразу.— И все?
— Все. Буду служить одному богу.
— В заявлении не указаны мотивы.
— Не поймет. Только посмеется.
— Хорошо, я отправлю,— Дагна складывает заявление, прячет в сумку.
Саулюс поворачивает голову, словно его окликнули. На ступеньках, под свисающим плющом, стоит Стасис Балтуоне, щиплет пальцами буйную бороду и раскачивается всем телом, кажется не веря своим глазам. Наконец трогается с места, лавируя между столиками, и уже издали посылает улыбки.
— В третий кабак захожу, неужто, говорю, не увижу знакомого лица. Мое почтение старым друзьям,— Балтуоне кланяется и, пошатнувшись, опускается на стул.
Саулюс отодвигается со своим стулом и говорит:
— Ты опоздал, Стасис, мы уже уходим.
— Дагна, ты можешь приказать Саулюсу, чтоб еще посидел?
— Нам правда пора.
— Как вы похожи друг на друга, а? Ах, Саулюс, Саулюс, куда ты добежишь? Мир — куча гнилья, змеиный клубок. Подожди, коллега, я тебе из последней почты... Реши-ка такую арифметическую задачку.
— Не люблю арифметику, она мне напоминает магазин.
— Можешь послушать или не можешь? Коротенькая, из последнего задачника... Из подъезда одного дома вышел классик А, из другого подъезда — Б. Оба встретились в точке В. Классик А: «Ты читал мой новый роман?» Классик Б: «Я плохой пловец. Боюсь утонуть». Классик А: «Дерьмо в воде не тонет». Пардон, мадам, как сказал бы наш друг Бакис. И вопрос: может ли точка В послужить стартовой площадкой для полета в бессмертие? Вот и все. Решай, Саулюс.
Но Саулюс уже встал, он так ничего и не расслышал. Встает и Дагна.
— Опять ни одного знакомого,— скорбно качает головой Стасис Балтуоне.
На проспекте Саулюс подает Дагне руку (как знакомой, с которой перебросился словом при встрече) и сутулясь удаляется, исчезает в толпе.
Дагна медленно бредет в ту же самую сторону. Словно босиком по раскаленному и вязкому песку.
...на фоне черной тучи белая птица, падающая наземь с надломленными крыльями. Белое, ждущее лицо Матери. Ее протянутая рука... Слева...
...пляшущая цыганка, ее тело — мечущееся пламя страсти. Белые языки пламени, обжигающие одноногого мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148