И на халтуру наплюй. Ведь хочешь же ты чего-нибудь добиться! Свадьба свадьбой, но ты и сам шевели мозгами, никогда не приспосабливайся к дуракам, всегда можно все по-умному устроить, и не смей на халтуры размениваться!
Пятница! Я все еще люблю пятницу. Это мой самый любимый день. Остальные дни кажутся мне по сравнению с ней серыми буднями. Даже воскресенье, хотя непонятно почему. Вот если бы я отправился куда-нибудь с Адрикой, или просто прошелся с ней, или хотя бы ненадолго заглянул к ним в гости, стало бы тогда и воскресенье праздником, могло бы соперничать с пятницей.
Почему я к ним не захожу? Да потому что влюблен. И давно! Сначала думал — пройдет. Не тут-то было. А теперь не знаю, что и делать. Навестить Адрику в какой- нибудь другой день? Но я боюсь прийти не вовремя и показаться смешным. Я и так достаточно смешон. И сам себе кажусь смешным, хотя бы потому, что так жду эту пятницу, ведь Адрике, я думаю, до этих пятниц и дела уже нет. Она, впрочем, утверждает обратное. Даже занимается, правда, значительно меньше, бывают дни, когда у нее совсем со временем плохо. Но занятия ей нравятся, и она говорит, что не разонравятся, потому что музыку она всегда любила, а сейчас любит еще больше, фисгармония считается ее собственностью на веки вечные, так что она до конца дней своих может на ней заниматься или, по крайней мере, играть немного для себя.
Только вот на занятиях ей играть почему-то не хочется. Обычно мы просто разговариваем. Иной раз я что-нибудь играю, а потом опять разговариваем. До тех пор, пока я вдруг не замечаю, что уже поздно, пора уходить, потому что Адрике рано вставать на работу.
По воскресеньям времени больше, но Адрика меня не приглашает, не зовет ни в гости, ни на прогулку, о которой мне вначале столько наговорили. Я даже не знаю, где у них эти пчелы живут. Эх, сходить бы туда! Вот тебе и прогулялись! А сколько было о прогулке и о пчелах разговоров! Сейчас они только и делают, что разглагольствуют о меде, что давало меду больше в прошлом году, а что в этом, сравнивают год с годом, дерево с деревом, былинку с былинкой, позапрошлогодние цветы с летошними, тогдашнюю акацию с нынешней, каштаны в том году и в нынешнем, липы, чистец и сурепку с разных полей. Взять, к примеру, прошлый год, уж на что был урожайный, не чета нынешнему, и тут вдруг к концу лета такой пошел медосбор, что теперь эти года и сравнивать нечего. И все-то у них так понятно выходило, так обоснованно, так логично, и то, что прошлое лето с начала до конца урожаями баловало, не одно так другое нектар давало,
и то, что этим летом сначала было хоть шаром покати, а тут, на тебе, медвяная роса, и пошло, и пошло! И на дубах, да что там, по всему лесу, словно он со всеми своими деревьями утонул в море падевого меда. А что тут с пчелами началось, совсем ополоумели! То были пустые соты, а то вдруг даже магазины полны, по три раза откачивали, а те наполняются и наполняются, некогда было давать меду толком вызреть, даже откачивать и то было неохота. Заладили — плохой год, плохой год, а он — раз, и такой, что лучше не бывает. Вот вам и падевый мед. Пчелы уже приготовились к зиме. За всю зиму довольно к ним два-три раза наведаться, но уж весной, весной, хоть кровь из носу — извольте к пчелам каждое воскресенье! Весной любая пчела стоит по меньшей мере крону. Выйдешь, бывало, весной на природу, все расцветает, такая вокруг благодать, что так бы и дал за пчелу или хоть прямо ей самой не то что крону, а целых две. Все равно она их вернет сама, можно сказать, принесет, очень ей нужны твои две кроны.
До весны, однако, еще далеко. Сейчас осень и, надо сказать, довольно-таки неприветливая. Отправиться бы на прогулку, только с кем и куда? В такую неласковую погоду? Если нет нужды выходить из дома, сиди и будь счастлив, что у тебя есть дом, а в нем печка, а в ней огонь. Но если тебе тоскливо и не греет тебя собственная печка, зайди к соседу. Или пойди куда-нибудь еще, найди себе еще где-нибудь, в другом доме друга и печку, потому что осенью, даже если есть у тебя свой дом, наверное, не помешает еще одна печка, а если не найдешь ее, будешь сидеть и тосковать как несчастный трутень, который только летом был нужен, а осенью то л и выкинули его из улья, то ли он сам улетел, оставил отчий дом, или как рабочая пчела, которая вылетела слишком поздно, забыла, что надо возвращаться, и теперь нету сил добраться до родного улья, а в чужой ее наверняка не пустят, так что, если нет у тебя дома, а в нем печки — плохо тебе, гляди, пропадешь поздней осенью, как та труженица, рабочая пчела, в последнем осеннем холодном вылете...
Пожалуй, не стоило мне к ним ходить. Сколько раз я не заставал Адрику дома, все ждал и чувствовал себя неловко. Но и уйти тоже не мог. Не получалось как-то. И мешать людям на ночь глядя тоже было неудобно.
Час поздний — делать нечего, надо прощаться. Однажды я попробовал встретить Адрику у последнего автобуса и был уверен, что на этот раз ее увижу, но она не приехала даже последним автобусом, и я, бредя домой, убеждал себя, что она могла заночевать в Братиславе у сестры.
Больше я к ним не ходил. Не так, чтоб совсем не ходил, вернее будет сказать, что теперь я ходил к ним еще чаще, но не домой, а в сад, который мне казался сейчас еще красивее, чем прежде, хотя на деревьях не осталось уже ни одного листочка. Лишь дрожали пальцы озябших веток — от холода либо от студеного ветра.
Над садом светила луна. А ночью на землю опускались первые заморозки. Сколько раз потом, выйдя из сада, я подолгу прогуливался по деревне и видел, даже слышал, как мороз стеклит лужицы и в воздухе тихо позванивают ледяные стеклышки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30