Она не хуже меня знала, что делать, поэтому просто улыбнулась и сказала:
— Ой, дурень, да ты же горишь весь!
Я глядел на нее слезящимися глазами, будто собирался умереть, не сходя с места, но она с доброй улыбкой повторила:
— Не пугайся, ничего страшного, простыл небось, только и всего, тебе в постель надо лечь, это сейчас погода такая обманчивая, вот принесу тебе от соседки аспирину, заварю чай, увидишь, все как рукой снимет.
Тогда я впервые оценил чудесную силу лекарства, даже самого простого, вроде липового чая и аспирина. Потому что, проснувшись через несколько часов, и в самом деле ощутил себя здоровым, только был весь в поту.
Да еще чувствовал легкую неловкость: вполне мог полежать и в Иванке, попросить там у кого-нибудь такую же чудесную таблетку и домой не нужно было нестись, устраивать тут представление.
Через полуоткрытую дверь время от времени кто-то заглядывал — это вернулись из школы мои младшие братья и сестры, им, конечно, было интересно. Черт, а я не догадался гостинцев привезти! Но они небось и не ждут ничего, не приучены к подаркам, просто хочется поглядеть на меня и что-нибудь этакое вытворить.
Маме даже прикрикнуть пришлось:
— Ну, чего таращитесь! Сказано вам, нельзя в комнату входить.
— Мы только посмотреть. У него глаза были открыты, а сейчас он опять их быстро закрыл.
— Может, и в самом деле проснулся,— услышал я голос самой старшей, уже замужней сестры.— Пойду посмотрю.
И тут же вошла в комнату. Увидала меня и сказала повеселевшим голосом:
— Да он уже проснулся, Куличок наш! Слава богу, смеется, значит, проголодался, есть хочет, а ну, быстро ставьте разогревать суп!
Гляди, как раскомандовалась! А сестра смеется, треплет меня добродушно по щекам, вот все и обошлось, честное слово, будь она чуть постарше, пожалуй, можно было ее принять не за сестру, а за маму.
Вошла и мама, а за ней все семейство набилось. Столько их тут, что большая кровать кажется маленькой, шум-гам. Загалдели, наперебой меня старым прозвищем называют, а я уже и забыл, что когда-то давно, наверное, еще до монастыря, прозвали меня дома Куликом.
Отец смотрит на нас с порога. И хотя когда-то в Иванке мне казалось, что родители про меня забыли, потому что некогда им своих детей пересчитывать, в тот раз я заметил, что отец на нас так посматривает, будто пересчитывает, все ли на месте.
А когда весь дом заснул, отец зашел ко мне, присел на кровать и заговорил со мной так, будто мы только что свиделись:
— Так ты, значит, приехал. Мать сказала, нездоровится тебе. Сейчас, гляжу, уже лучше, Знаешь, мы тебя, конечно, в последнее время малость забросили. Другие небось о своих детях теперь побольше пекутся. Многим нынче живется полегче. И мы бы лучше жили, только вот много вас, семья-то большая, никак не придумаешь, где вас положить, помнишь ведь, как мы раньше жили, на чем спали. Решили вот дом построить и построили-таки. И ты нам в этом помогал, хотя и не был с нами, тем помогал, что есть не просил. Не думай, мы о тебе вспоминаем, никогда не забываем. Сам я о тебе всегда помнил. Сколько раз, бывало, вспоминал, как мы ходили в Штефановку к одному хозяину хлеб убирать, и ты нам помогал, хоть и был дитя малое, раскладывал перевясла, другое чего ты бы не совладал. Я и то думал — не под силу тебе будет. А взял с собой, чтоб прокормить летом. Ну, а кабы ты там бездельничал да попусту болтался, наверняка бы нашлись недовольные, не хозяйка, так кто другой, стали бы ворчать, что сын мой даром хлеб ест. Потому- то и пришлось тебе перевясла раскладывать. А я видел, не думай, видел распрекрасно, какой для тебя день длинный. Тянется и тянется, мне и самому невмоготу. Вставали-то самое позднее в четыре утра, а в пять уже на поле были. Ты и к завтраку-то, часам к девяти, еще не мог как следует проснуться. А вечером тоже засыпал на ходу, когда мы в потемках домой возвращались, в амбар. А знаешь, почему ежик у Фанчале в тот раз так сопел? Чего я за тем ежиком гонялся? Мне тебя было жалко, хотелось хоть чем побаловать, развеселить. А когда ты поступил учиться и уехал из дома, мы с матерью считали, что ты уже пристроен. Был бы у нас дом, может, по-другому все обернулось, и тебе не пришлось бы уезжать, небось мы сами тебя бы не отпустили. А так, сам видишь, сколько нас тут, дом все никак не закончим, даже шкафа нету, а может, он нам и не нужен вовсе, есть вон плита и буфет. Другие нынче получше живут. И бедноте полегче стало. А у нас еще много чего не хватает. И все время так будет. Никогда нам не напасти всего вдосталь. Много чего надо купить, да денег взять негде. Крыша-то есть, а под крышей одна земля. Пока только в одной этой комнате пол есть. Вот мать и поместила тебя здесь. Мы тут пол настелили всего с месяц и скоблили его на другой день все вместе. Никто сюда даже войти не смел, хотели на праздник обновить. Ну, а коли ты нынче приехал, да, кажись, приболел малость, вот мы и надумали сегодня праздник справить. Знаю, не много тебе с этого праздника перепало, остальным, видать, побольше, им твой приезд — что праздник. Уедешь ты не сегодня-завтра, а эти все вспоминать будут, что ты здесь был, долго будут заглядывать в комнату и показывать затопанный пол. Мать им небось через недельку велит его заново отдраить.
А тебе, сынок, еще немного надо продержаться. Если живешь скромно — терпи и докажи, коли сумеешь, особливо тем, нахрапистым, что трудом и терпением добьешься своего. Ведь гляди, уже то хорошо, что ты вот можешь учиться. Это такая удача, парень, для нас это знаешь как много. Эх, до чего же хочется, чтобы всем вам дороги были открыты. Ну, а если тебе уж совсем невмоготу станет, ты нам дай знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30