Но Адрика меня встретила нормально, как мне показалось, даже веселее обычного. Не заметно было, что ее мое появление раздосадовало, скорее наоборот, была на редкость выдержанной, спокойной, вроде даже обрадовалась моему приходу и заниматься ей хотелось. Не дав мне усесться, сразу начала играть. Но нота с точкой ей все-таки не удавалась, хотя в большинстве случаев она сыграла ее правильно. Может, Адрика и сама свои ошибки замечала, да только не хотела подать виду, что боится этой точки. Во всяком случае, волновалась она ужасно. Будто после каждого такта, где была нота с точкой, ждала замечания. Я ее не останавливал, только похваливал после каждого упражнения и всего раз указал на ошибку, хотя сегодня их было больше обычного.
— Ну что же, я могу и ошибиться,— заметила она, улыбнувшись,— но сознайтесь — дело пошло на лад. Ведь видно, что я занимаюсь?
— А я разве возражаю? Я и сам вас все время хвалю.
— Хвалить-то хвалите, но вот не всегда по делу. А я ведь, правда, занимаюсь. Хоть вам и кажется, что у меня нет чувства ритма.
— Ничего подобного, я этого не говорил.
— Ну, значит, думали.
— Это вы сами думали, а я ни разу так не сказал. Только обращал ваше внимание на ноту с точкой.
— Но сегодня-то я уже не ошибалась!
— Ошибались, и сегодня тоже.
— Ну, всего только разок. Один-единственный раз ошиблась.
— Не разок, а четыре раза. Просто три раза я смолчал. Надо быть еще внимательнее. Ритм нужно чувствовать. А считайте для того, чтобы проверять себя. Даже, когда одна. Ежедневно. И обязательно вслух.
— А если нет?
— На нет и суда нет.
— Вы только не волнуйтесь за меня! Солнышко мое, вы меня еще не знаете! Увидите, через неделю я уже не буду ошибаться...
И все же она ошиблась. А я снова не смолчал. Да еще позволил себе ухмыльнуться, так что мы почти поругались.
— Вы надо мной просто издеваетесь, конечно, издеваетесь. Ненавижу таких злюк и ехидин.
— Да вовсе я не ехидина!
— Я, когда одна, совсем не ошибаюсь.
— Ошибаетесь, только, наверное, не замечаете. Вы же при мне ошибаетесь постоянно.
— Так это я только при вас и ошибаюсь. Давайте еще раз сыграю, но без счета.
— Я без счета не хочу.
— Ну хоть попробую.
— Попробуйте, только со счетом.
— А я не хочу считать.
— Я вижу. Вы же сами прекрасно знаете, почему не любите считать.
— Вы меня просто разозлить хотите.
— Никого я и никогда еще не хотел разозлить. И уж во всяком случае не вас.
— Не ошибалась я! — Она не на шутку рассердилась.— И вообще, я уже перестала ошибаться, точно вам говорю.
— Вы и вправду так думаете?
— Да, я уверена.
— А можно я скажу все, как есть на само деле?
— Ну что же, говорите!
— Верно, вы не ошибаетесь.
— Тогда зачем вы меня злите? Почему издеваетесь?
— Вообще-то мне не хотелось вам это говорить. Это не ошибки. У вас просто нет чувства ритма.
Вот этого, уж точно, говорить не следовало. Пожалуй,
это было с моей стороны даже жестоко. Только до меня не сразу дошло. В отличие от Адрики. У нее на лице все было написано. Она чуть не разревелась от злости. Я уже было, подумал, что сейчас окажусь за дверью. Смерив меня ядовитым взглядом, она вдруг вытянула ладони и перед самым моим носом начала вдруг перебирать пальцами, а потом рассмеялась, и в глазах у нее появилось победное выражение:
— Ну-ка, полюбуйтесь, какие у меня красивые пальцы!
Конечно, она на меня разозлилась. Вот незадача. И зачем я это сказал, сам не знаю. Ясное дело, она обиделась. И правильно сделала. Не заслужила Адрика такого, ведь как старается, не чета мне. А до чего же ей, бедной, мне отомстить хотелось. Она, наверное, думала, что ей это удалось. Только вот ритм, что тут поделаешь, если нет у нее чувства ритма! Согласится она со мной или нет, но будь у нее хоть во сто раз больше терпения, играть ей не научиться. Зря только сердится, жалко ее, попусту ведь время убивает. Если с умом подойти, его можно и получше истратить. А вдруг у нее ритм все- таки есть? Ведь музыка для нее не профессия. Нечего ее равнять с моими сокурсниками. Попробуй спроси меня что-нибудь по химии или хоть по физике этой жуткой, право слово, мне бы не поздоровилось.
Кто же, впрочем, признается, что в чем-то плохо соображает? Но если бы она и согласилась, что чувства ритма у нее нет, ей при желании ничего бы не стоило меня просто высмеять. Повод всегда найдется. И еще, если бы она признала мою правоту, то спокойно могла бы сказать, чтоб я больше к ним не приходил. Впрочем, она и так мне это почти сказала. Может, мне к ним и в самом деле не надо было ходить? А с другой стороны, как же не ходить? Ведь хожу я к ним не только из- за одной фисгармонии.
Я все-таки пошел. И оказалось, что все в порядке. Адрика встретила меня значительно приветливее, чем можно было ожидать.
— Вы думали, я обиделась.— Она рассмеялась искренним, почти добродушным смехом, словно хотела восстановить то, что, как ей казалось, было нарушено.—
Я немного обиделась, но ненадолго. Вы задумали надо мной подшутить, а я решила показать, что тоже за словом в карман не лезу. Я обижаюсь легко, но все же могу взять себя в руки, когда захочу. Хотя обычно никогда никому не прощаю. Я думала, вы у нас больше не покажетесь. Тот раз я по-настоящему рассердилась. И вы тоже. Но не волнуйтесь, фисгармонию я не брошу. Занимаюсь даже больше, чем раньше.
Это сразу бросалось в глаза. Действительно, она занималась. Хвалить я ее не хвалил, но и не ругал тоже. Только после каждого упражнения бросал короткое замечание.
— Хорошо. Продолжайте.— Или, если мне что-то не нравилось, говорил, чтобы проиграла еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30