Прибавьте к этому самый библейский, во всей своей строгости, пуританизм. Легко понять, какое воспитание получила эта девушка, постоянно боязливая, постоянно трепетавшая и которая именно вследствие этого гнета жаждала жизни и света! Молодость может подчиниться могильному холоду, но не может привыкнуть к нему. Поэтому, когда однажды важно восседавший на своем кресле отец Антонии объявил ей о скорой ее свадьбе с Бартоном, дочь не спросила, сделает ли Бартон ее счастливой, достоин ли он ее, будет ли он ей мужем или тираном. В ее глазах у него было одно и главное качество: он был освободителем.
Да, впрочем, какой был бы толк от ее рассуждений, соображений? Отец сказал — мать подтвердила — дочь должна была повиноваться. Она повиновалась, и скоро миссис Бартон сменила древний мавзолей отца на роскошный дом Бартона.
Кто же был этот Бартон и каким образом он сумел сокрушить преграду, отделявшую его, плебея, от этого аристократического ковчега?
Бартон был человек ловкий. Он был из тех людей, которые не рассчитывают на везение, а сами тщательно проводят свои операции. Ему было сорок лет, он был богат и мечтал об одном: как бы еще разбогатеть.
Породнившись с семейством Видманов, он придавал своему недавно созданному величию вид самой солидной древности. Он действовал как те домохозяева, которые окрашивают в черный цвет только что выстроенные дома.
Следуя традициям предков, Видман аристократически прожигал свое состояние, не заботясь о средствах его пополнения, а потом уже — и о его спасении. Видман тратил и платил не считая. Однажды дом его оказался заложенным на пять шестых своей стоимости. Потомок Видманов содрогнулся. Дом был оплотом фамилии, неприступным родовым замком. А ведь кредиторы не понимают таких тонкостей и описали бы даже доспехи Карла V в случае, если б этот великий император, выдав вексель, не оплатил его в срок. Мрачное отчаяние охватывает Видманa, только теперь осознавшего свою беспомощность... И вот является Бартон с закладной, попавшей в его руки.
Видман не колебался между спасением фамильного замка и судьбой дочери. Видманы принадлежали телом, душой и кровью только своему роду. Антония стала жертвой выкупа закладной.
Дом был спасен. Но Антония... Когда Бартон проводил операции с железом, пенькой или кофе, то, естественно, назначал точную дату поставки этого товара.В этот назначенный день Бартон принимал тюки, Затем он назначал дату следующей операции.Так было И с женитьбой.Он условился на счет покупки Антонии и в назначенный день явился принимать товар.
Антония была прелестным ребенком шестнадцати лет, с каштановыми волосами, большими бархатными глазами, удивленно смотревшими в будущее, полное лучезарных иллюзий. На затылке ее волосы вились шаловливыми ло-кончиками.
Когда она увидела себя одетую в белый атлас и кисею, то запрыгала от радости и захлопала в ладоши. Затем она долго любовалась игрой своих бриллиантов...
Видман был полон торжественности, Бартон — серьезности.Церемония окончилась. Настал вечер...
Бартон искренне изумился. Эта юная леди не имела даже элементарных понятий о браке. Бартон смотрел на свой свадебный договор, как на иск, по которому следовало уплатить по предъявлении...
Что ему было за дело до деликатности и неуместных церемоний? Женился он или нет?Антония вместо любви познала грубое насилие.Бартон подивился детской наивности, по глубоко анализировать не стал и вскоре уехал по делам в Луизиану, оставив Антонию одну. В письмах он советовал ей открыть свой дом для приемов и завести знакомство с избранным слоем аристократических и финансовых кругов.
Бартону не было никакого дела до того, что Антония была молодо и что в ней пробуждалась женщина. Он предоставил ее самой себе. Ему некогда было играть в
любовь. Биржа, клуб, путешествия отнимали псе его время.Так прошло пять лет. Молодая женщина глубоко ушла в себя. В ее душу вкрался необъяснимый ужас, и она, зная свет только по его внешним проявлениям, начала его бояться. Кому поверить свои чувства? Видманам? Но это семейство все более погружалось в гордое и замкнутое
одиночество. В отце она нашла бы не советника, а проповедника; мать была существом забитым... Антония погрузилась в черную меланхолию. Каким образом выслушала она однажды слова Эдварда Лонгсворда? Каким образом он извлек звуки из онемевших струн этого невинного сердца?
В нем горел огонь молодости, он был благороден и смел. Притом он осмелился сказать: «Я люблю тебя!» Он был полон почтения, а это всегда более опасно, чем смелое нападение. Он говорил тем вечным языком, который весь — гармония и упоение.
Антония невольно увлеклась. Это было откровение свыше. Обе молодые души почувствовали друг к другу то безумное влечение, в котором забывается все, кроме сознания, что любовь есть высшее благо... Но однажды наступило страшное пробуждение.
Антония чуть не сошла с ума от ужаса. Она должна была стать матерью.Нет слов в человеческом языке, способных передать то, что она чувствовала, что она пережила... Никакого выхода! Никакого решения этой жуткой задачи! Отсутствовавший Бартон, естественно, не мог бы поверить в то, что отец ребенка — он. Антония хотела убить себя.Убить! Но она была Не одна! Стало быть, убивая себя, она лишила бы жизни и другое существо... Но что же делать,!
Бежать! Да, это был единственный выход... Она решилась.Бартон находился в Филадельфии уже шесть месяцев. Он собирался оставаться там еще два месяца.Антония в припадке отчаяния написала мужу письмо, в котором было откровенное признание своей вины перед ним, а затем, собрав вещи, уехала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61