Демид обо всем уже догадался, и покорно сказала:
— Где-то около одиннадцати, наверное.
— Вот и лежи, отогревайся. Слушай музыку, поищи что-нибудь интересное, джаз, например. Я люблю. А мне в училище задали одну логическую схему набросать. — И углубился в свою схему, стараясь понять, как в простом сумматоре электронно-вычислительной машины подключаются логические элементы. Музыка тихо играла, пока не прозвучал сигнал точного времени.
— Мне, пожалуй, пора, — сказала Лариса, —уже одиннадцать.
— Я провожу тебя. На лестнице темно, и тебе будет страшно.
Лариса молча кивнула, надела шубку.
— Ты какой-то несовременный, — сказала она. — У него девушка разлеживает на постели, а он занимается своими логическими схемами.
— Я уже сказал вам, уважаемая Лариса Павловна, что вы еще не девушка, а зеленый стручок, но, если тебе так хочется, я исправлю свою оплошность и сейчас же поцелую тебя.
— И получишь по заслугам! — Глаза Ларисы вспыхнули гневом.
— Так чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы за мной ухаживали, говорили мне комплименты, красивой жизни хочу.
— Дуреха ты, Лариска, вот что я тебе скажу...
— А мои учителя, например, другого мнения. За все восемь классов у меня была одна-разъединственная четверка.
— Не о том, однако, речь. Ключ, который подошел бы ко всем сейфам, тоже часть твоей «красивой жизни»?
— Возможно. Невежливо грубить хозяину, оказавшему тебе гостеприимство, но я скажу — ты все-таки не из нашего столетия...
— Ты права, я из будущего.
— От скромности ты не умрешь. Удивительное все- таки дело: ты очень правильный парень и потому должен быть скучным, а с тобой интересно. Почему бы это? Однако пора идти. Спасибо за все. Хорошая у тебя комната. Мне бы такую. Чтобы можно было запереться.
Демид минут через пятнадцать вернулся домой, и Ольга Степановна снова постучала в дверь.
«Сейчас придется выслушать нотации»... — подумал беззаботно Демид, не чувствуя за собой вины, однако глубоко ошибся. Ольга Степановна вошла, села на табуретку, стоявшую возле железного столика, с которого Демид уже успел убрать остатки ужина, помолчала немного, а потом сказала:
— Хорошая девушка была у тебя, Демид.
— Сейчас их навалом таких, мечтающих о красивой жизни, — ответил Демид.
— Ты правильно сделал, что пригласил ее. Между прочим, она очень талантливая и трудолюбивая девочка.
— Не знаю, может быть, я бесталанный, но я работать люблю и в поисках красивой жизни в туфельках по морозу не бегаю...
— Господи, какой же ты еще глупый, — спокойно заметила Ольга Степановна. — Она тебе ничего не говорила? — Они разговаривали, как два школьных товарища.
— Это я ей кое-что сказал...
— И напрасно. Она на мороз в туфельках выбежала скорее всего потому, что не успела потеплее одеться. У нее отец алкоголик... Ты этого не знал? Когда у него запой, она из дома убегает. Сколько еще горя на земле, Демид.
Юноша припомнил отца Ларисы, Павла Аполлоновича Вовгуру. Крупный мужчина, работает, кажется, где-то на мясокомбинате, рубит свиные да телячьи туши, пьяным его Демид никогда не видел.
— Ольга Степановна, вы не ошибаетесь? Он всегда трезвый. И зарабатывает хорошо. Лариса видели как одевается? Шубка, туфельки...
— Не ошибаюсь. И это очень страшно, когда человек пьет тихо, тайно, чтобы никто, кроме домашних, не знал, а напьется — начинает издеваться, и тоже тихо, ни к чему не придерешься. Жену свою, маму Ларисы, он прежде бил смертным боем, теперь на дочку огонь перенес, новый объект подрос... И что удивительно, когда трезвый — любит ее...
— Ольга Степановна, почему на свете так много плохих людей?
— Нет, их не так уж и много. Просто хороший человек — это норма нашей жизни, а плохого сразу видно. Представь себе — красивый ковер, а на него кто-то бросил ошметки грязи. Ты не сразу разглядишь рисунок ковра, а вот грязь заметишь, грязь — она издали видна. Это, конечно, простейший случай, бывает посложнее. Вот Колобок, по-твоему, хороший или плохой человек?
Демид усмехнулся, подумал.
— Так прямо и не скажешь. Он и хороший и плохой, а иногда и... страшный,
— Вот видишь. Может, и в душе Павла Вовгуры есть что-то хорошее, только оно затуманено алкоголем. Так и живут они. Он на работу идет, Лариса еще спит. Она возвращается, он уже спит.
— А мама?
— А маме, как и всем мамам, горше и тяжелее всех. Хочет сделать всем добро, хочет всех любить, а поправить ничего не может и потому терпит.
— И неужели никто не поможет...
— Возможно, кто-то и помог бы, да не любят люди вмешиваться в такие дела. Тем более внешне все тихо мирно, заявлений, жалоб не пишут. А с Павлом Вовгурой никто толком не говорил. Боятся. А бояться нечего, нужно только к его душе ключик подобрать...
— Ключик?
— Вот именно. Для каждого человека существует ключик, которым открывается его душа. Душа ребенка открывается просто, и ключик этот простой, но с годами все становится сложнее, и взрослый человек — это уже проблемы. К Павлу Вовгуре есть даже два ключа, один — проще простого: бутылка водки. Другой посложнее, о нем никто, может, даже сам Вовгура, не догадывается. Встретится ему в жизни человек, который отыщет этот потаенный ключик, будет счастлив Павел Вовгура, не встретится — так и останется он жалким пьянчужкой. Ничего, все равно на свете хороших людей больше, нежели плохих. Значит, победа будет за ними. А сейчас спать. Скоро полночь, не выспишься.
— Высплюсь, — беспечно сказал Демид, — мне пяти часов больше чем достаточно. А за котлеты спасибо. Ох, и вкусные были!
— На сковородке еще две остались, утром съешь...
— Потому что иначе придется выбросить, — закончил за нее Демид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110