..— Учитель взглянул па Орача и с тоской в голосе предупредил: — Только не считайте меня сумасшедшим.
— Нет, нет, я так не считаю,—- поспешил заверить его Иван Иванович, у которого и в самом деле возникла мыслишка о некоторых странностях в характере старого учителя.— Я вас прекрасно понимаю: человек долгие годы ни-' кому ничего, и ему тоже никто ничего. И так не один год... А если ты нужен людям хоть чем-то, советом, добрым делом, сочувствием... Вот я вам благодарен... Теперь еще о третьем случае...
— О сегодняшнем? — скептически спросил учитель.— Совсем уже никакой не случай... Заводил будильник, смотрел в окно, думал о чем-то своем. Возле детского комбината — его еще называют детсадом — стояла серая машина. Может, кто-то приехал за ребенком? Ездят, балуют детей с раннего возраста, приучают к тому, что их ребенок особенный, вон за ним папа приехал на машине, а другие ходят пешком. Водителя я не видел, Завел будильник, поста-
вил его на комод и отошел от окна. Куда потом делась эта машина, понятия не имею.
Старый учитель извинялся за то, что не может быть еще чем-нибудь полезен.
— Арсентий Илларионович! —успокоил его Иван Иванович.— Я вам чрезвычайно благодарен. Вы столько рассказали — на детективный роман хватит.
— Не люблю детективов! — признался старый учитель.— И Достоевского но этой же причине не читаю. Страсти-мордасти... Убил мерзавец старуху, и его совесть замучила. Так об этой черной, как оспа, совести — на весь белый мир. Конечно, старушка — не божий одуванчик, по ней самой плаха плакала — сколько она горя людям принесла своим существованием! Но не имеет права один человек судить и карать другого, этим правом может быть наделено только общество в целом. Я хотел сказать — суд, которому общество поручает себя защищать. За умышленное убийство надо наказывать строго. «И аз отмщение воздам!» Л мы черную душу прославляем всеми средствами пропаганды: и кино, и телевидение... Не думаем о последствиях. Книга, написанная о преступнике,—все равно что речь защитника, который ищет смягчающие вину обстоятельства. И чем талантливее книга, тем она опаснее. Не могу простить Сереже Есенину, моему любимому поэту, этих дурацких слов: «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей». Сколько они унесли жизней? Яркому герою, даже подлецу, молодежь стремится подражать.
Старый учитель был интересным человеком со своими четкими, возможно и ортодоксальными, но принципиальными взглядами.
— Арсентий Илларионович, в одном не могу с вами согласиться. Вы недооцениваете социальной роли детектива. Книги Флеминга о знаменитом супермене Джеймсе Бонде сформировали в Америке тот психологический климат, который позволил Штатам ввязаться в войну во Вьетнаме. Детектив на сегодняшний день — это не просто литература или зрелище, это острое идеологическое оружие, которым, увы, наши работники литературы и кино пока еще пользоваться пе научились. Детектив читают тысячи, а смотрят по телевидению — миллионы: от подростка до академика. Вы Бернарду Шоу верите?
Старый учитель смутился:
— Как можно не уважать этого великого шотландца?
— Так вот, он назвал полицейский роман, то есть детектив, самой острой социальной литературой. Очень важно, каких героев воспевает детектив. Именно но этому сегодня можно судить о моральном облике общества.
— А без детектива нельзя? — язвительно осведомился старый учитель.
— Но вот смысла и отказываться от пего. У каждой эпохи — свой стиль в искусстве. В наше время — это мемуары и детектив. И то, и другое построено на конкретном факте.
— А я предпочитаю образное осмысление этих фактов,— торжествуя свою победу над милиционером, подытожил учитель.— Я сейчас очень много читаю... Возьмите Астафьева... Его «Последний поклон» — это поэма в слезах о ранах Родины. А книги о войне Быкова! А ожившая история России Пикуля! Люблю Гончара со времен его «Прапороносців». А «Собор» просто потряс меня. Книга о нашей больной совести, о нашем недомыслии, когда уничтожаем свое прошлое, не понимая, что без прошлого нет будуего. У человека без прошлого не может быть чувства Родины. Убежден, что тот владелец серой машины, который запустил в Умку молотком, а меня обозвал гипертоником, как раз без этого святого чувства в душе.
Если бы, Арсентий Илларионович, поподробнее о его внешности...
Учитель задумался.
- Конечно, он нас с Умкой зло обидел. Но все-таки стреча была скоротечной. И единственной. По попробую. уже говорил: ему чуть за сорок, лоб — овальный, подбо-родок конусом... острым. Сухая кожа лица... Но главное — лаза. Злые. А от этих глаз и все выражение лица — злое, как у крысенка в капкане. Не говорит, а шипит, брызжет гостью.
- Нос? — задавал Иван Иванович наводящие вопросы. - Нос? Наверное, острый... Не помню носа. Волосы темные, по самые плечи. На лбу — челочка. Почти до глаз...
- Одет?
- Без головного убора... Какая-то куртка нараспашку...
— Обувь?
— Наверное, ботинки... Да, конечно же, ботинки: когда я нагнулся, чтобы взять Умку на руки, обратил внимание на шнурки... Черные.
— Арсентий Илларионович, приглашаю вас вместе с Умкой к нам в управление: поможете фотороботу составить портрет внешности водителя, который запустил в вашу премилую собачонку. - Прямо сейчас?
— А что? Вас смущает время?
— Не столько время, сколько мой внешний вид. В этом макинтоше я выгуливаю Умку... Надо бы переодеться.
— Хорошо, заедем к вам...
КОГДА ХОРОШЕЕ ХУЖЕ ПЛОХОГО
Старый учитель биологии сказал в машине Ивану Ивановичу:
— Мне стыдно за свой возраст.
Орач не понял:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122