— Давайте сюда,— перебил его Бурмаз.
Йойкич подал бумагу. Он ждал, что Бурмаз хоть взглянет на нее, но тот сразу положил ее в карман.
— Думаю, что сонет лучше других стихов... впрочем, вы увидите.
Бурмаз заплатил, и они вышли на улицу. Крупными снежинками густо падал мокрый снег; на Ипотечном банке едва можно было различить часы; на тротуарах была сплошная грязная каша из снега и воды, в которой обувь тонула с хлюпаньем.
— Вечером я увижусь с редактором «Ежемесячного обозрения» и отрекомендую вас с самой лучшей стороны. Полагаю, что на сей раз ваш прием обеспечен.
Йойкич просиял. Он не сказал ни слова. Счастливый, он молча шлепал подле Бурмаза.
— Вы уже написали об этом случае на вчерашнем балу в Гранд-отеле?
— О гробе Майсторовича? Нет еще. Я пишу всегда днем. Отличный материал: один заголовок строки на три, не меньше!
— Все это хорошо... и неприятно. Вы знакомы с молодой Распопович?
Йойкич покраснел.
— Бываю у них иногда.
— Одна из этих дам — Кока.
Они стали прощаться у дверей «Штампы».
— Я несколько смягчил это дело,— значительно произнес Бурмаз.
— Да, с каждым ведь может случиться подобная неприятность. Тут нет личной ответственности,— быстро проговорил Йойкич.
— Люди этого не поймут. У нас же всюду демагогия. Боюсь, как бы нашим друзьям не пришлось пострадать из-за того только, что они богаты. Я уже видел шапки в утренних газетах: «В то время как играет джаз...», «Как веселятся богачи» или «Забава сытых стоит жизни несчастному бедняку».
— Еще выдумают, чего доброго,— сказал Йойкич с неожиданным негодованием в голосе,— что этот старый идиот был каким-нибудь национальным борцом, жертвой.
— Это несомненно,— проговорил задумчиво Бурмаз. Он вынул носовой платок, чистый и надушенный, но пожалел его, плюнул в сточную канавку, а чистый платок положил обратно в карман.— Мы все еще столь примитивны, что не внемлем доводам рассудка. К кровной мести перестали прибегать всего несколько десятилетий тому назад. Наш долг, долг культурных людей, умиротворять страсти.
— О, конечно!..
Только около полудня Станка решилась вернуться домой, и лишь после того, как Миле ее уверил, что так нужно, пока он устроит свои дела, найдет необходимые деньги и получит документы. Она шла с опущенной головой, держась возле самых домов. И шла не по улице Князя Михаила, на которой в это время дня было полно народу, а по мрачной улице Чика Любиной, мимо редких и скучных витрин оптовых торговцев. Собираясь домой, она думала, что ей будет страшно подходить к своей квартире. Между тем она ничего не ощущала, кроме легкой физической боли и подавленности. Она отнюдь не чувствовала себя другой, чем вчера, разве чуть смелее благодаря кольцу на руке. Сквозь эту едва ощутимую боль она видела все тот же мир, те же дома с побелевшими крышами, укутанных мужчин и женщин, куда-то спешивших в метель. А ведь она уже стала женщиной. Значит, все это одни только сказки. Или, может быть, то, важное, придет позднее? Наверное, так. Иначе почему бы столько говорили, столько мечтали о тайне любви, так бы ее жаждали? Она любила, но еще не постигла тайны, а лишь предчувствовала ее значение: эта боль — только начало. И ей показалось удивительным, что все начиналось с боли. И с боли постыдной, нечистой. Она вспомнила о той минуте с отвращением... горела лампочка... она закрыла глаза, и все-таки... Переходя через Театральную площадь, Станка не смела поднять головы, чтобы не прочли этого по ее лицу. А на лице, без сомнения, было написано. Около почты она почувствовала, что возврата быть не может, и ее наполнила острая радость. Перед воротами своего двора ее неприятно кольнуло, что она увидит Миле только вечером. В дверях квартиры ее встретила мать, изнуренная женщина в платке, с кружочками картофеля, налепленными на лбу от головной боли, которой она постоянно страдала, с недовольным и сердитым выражением лица, с красными руками, разъеденными щелоком. Стоя перед корытом, полным пеленок, она вытирала свои натруженные руки о рваный синий ситцевый фартук.
— Где это ты пропадаешь, барышня?
И в голосе, который хотел быть строгим, Станка почувствовала равнодушие и усталость. Она посмотрела на мать внимательнее: над левой бровью виднелся свежий синяк.
— Вот и я.— Голос Станки не был таким твердым, как бы ей хотелось. «Подрались,— подумала она,— и
папы сейчас нет, да если и придет, то пьяный...» Она вздохнула и вдруг почувствовала желание бросить вызов. Раздеваясь, она стала выставлять напоказ руку с кольцом: ей захотелось, чтобы мать его увидела, начала бы расспрашивать, заставила бы все выложить, избила бы до полусмерти, сделала бы с ней что-то неслыханное после всего, что произошло, что-то унизительное, отчего она могла бы выплакаться — вдоволь, горячо, навзрыд. Но у матери, госпожи Росы, были более срочные дела: она прибила, нехотя, словно по обязанности, своего мальчика, который явился домой весь мокрый, волоча за собой санки из елового дерева, сколоченные Андреем из ящика; потом запеленала младшую дочь, которая кричала до синевы на краю тахты, обложенная растрепанными подушками; наконец, со вздохом села у плиты, где шипели мокрые дрова, и начала чистить лук для приправы.
Вызывающее настроение Станки упало. Ей сделалось душно в этой маленькой кухне, полной всевозможных испарений квартиры, где жили вшестером. Она почувствовала себя приниженной. Но в то же время после смертельного страха, что все обнаружится, она ощутила и безумную радость от предвкушения того, что покинет раз и навсегда эти стены, покрытые купоросом,— потому что купорос дешевле самой дешевой зеленой краски,— эти поношенные старые вещи, этот запах вываренных бобов и застоявшегося щелока, что скоро у нее будет своя кровать, своя комната, белье из настоящего шелка, что она станет дамой, у нее будет прислуга, ванная, выложенная изразцами, что она будет путешествовать и, наконец, что она любит и любима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165