Вокруг ее взорванного фонтана шевелился серый муравейник бедного базарчика. В стороне 'лежал порт — над разрушенными стенами зданий торчало несколько исковерканных стрел грузовых кранов.
И все-таки Владимир нашел тот дом, трехэтажное общежитие, где раньше жила Шура. Здесь, у нее в комнатушке, он провел последнюю ночь, а утром их построили в колонну и повели далеко за город, в песчаные дюны.Там, окруженные колючей проволокой, стояли кирпичные казармы учебно-запасного полка. Он помнит, как провожала она его —долго шла в пыли под палящим солнцем, держа в руках снятые туфли. Вдали грохотало море, ветер мел песок и засыпал дорогу, растоптанную сотнями ног людей, уходящих в желтое марево...
Дом был сожжен, остались только каменные стены да две голые лестницы без перил. Одна стена обрушилась внутрь. Остальные стояли, зияя пустыми глазницами окон. Черные, обуглившиеся, они вздымались над грудами битого кирпича, открытые порывам ветра.
Владимир опустился на ступеньку, снял вещмешок и закурил. Совсем недавно он сидел вот так же на холме из битого щебня. Там был его родной дом. Тут дом Шуры. Полземли лежало между этими двумя холмами. Миллионы жизней. На мокрых досках угадывались полусмытые надписи мелом и углем:
«Кто знает, где живет Тамара Иванова, скажите, что Федя жив».«Мы приехали в 1944 году. Если ты...» «Папин адрес — п/п 11713. Смирнова К-»
«Где ты? Отзовись, родная! Солдат Анукадзе». Владимир отбросил окурок и поднялся со ступеньки. Он снял шинель и, аккуратно свернув ее, положил под стенку. Бродя по развалинам, подобрал несколько ржавых листов кровельного железа. Приволок доски. Под обрушившимся перекрытием нашел дверь. Долго ее откапывал, костылем выворачивая камни. С трудом, обливаясь потом, постанывая от боли в культе ноги, притащил дверь к лестнице. Отдыхал, сидя на ступенях. Слушал, как барабанит по цементу не то дождь, не то снег. Ветер трепал рваную бумагу, выл в арматуре.
Владимир наломал веник из сухой полыни и тщательно подмел под лестницей. Набил карманы скрюченными гвоздями, опустился у тавровой балки и стал разгибать их по одному, громко постукивая обломком кирпича. По улице, за стеной, шли люди. Тащили тачки, мешки. Где-то позва-. нивал трамвай. Гудели машины, буксуя в грязи,
Обрушивая за собой кучи щебня, подошел к Владимиру милиционер в кирзовых заляпанных сапогах. Вытер платком лоб и клеенчатый круг фуражки, устало сел на глыбу бетона.
— От какой конторы, парень?
— Самстрой,— буркнул Владимир, продолжая колотить по балке.
— Что же ты будешь здесь делать?
— Жить.
— А документы есть? Владимир кивнул на свою шинель.
— В кармашке... Возьми сам.
Милиционер долго рассматривал паспорт и другие-документы, затем сунул их обратно и покачал головой.
— Не прописан ты...
— Пропишусь,— пожал плечами Владимир.
— Не так просто,— вздохнул милиционер.— Один будешь жить?
- Да.
— Это мой участок, понимаешь? — милиционер строго погрозил пальцем.— Смотри у меня... Безобразничать не позволю!
Был он рыжий, с медной, плохо выбритой щетиной.
— Заходи вечером,—сказал Владимир.— Угощу.
— Зайду,— сразу, согласился милиционер.— Я тебе сейчас кровать приволоку... Правда, ржавая, да на первый случай сойдет. И сена достану.
— Мне бы молоток,— проговорил Владимир.— Все пальцы отбил...
— Ладно,— кивнул головой милиционер.
Он ушел в пролом стены, и долго слышно было, как хрустят под его сапогами обломки штукатурки и камни. Вернулся через полчаса. Милиционер сбросил с плеч ржавую старую кровать с продранной сеткой и поставил на землю плотничий ящик с инструментами.
— У людей одолжил,— сказал он.— Доски постелишь и переспишь... Чего тебя затянуло сюда?
— Да так,— неохотно ответил Владимир,— Жил когда-то...
Милиционер помог приколотить дверь. Повесили ее на петлях, вырезанных из куска брезента. Окна не прорубили — помещение под лестницей сплошь забили листами кровельного железа. Втянули туда кровать и сели оба на железную перекладину. В полумраке закурили.
— Замерзнешь ты тут,— проговорил милиционер.— Печка тебе нужна. Деньги есть?
— Да.
— Сходи на базар. Там продают самодельные. А я пошел.
— Не забудь... Вечером новоселье.
— Жди..
Он ушел из развалин. Владимир оглядел свою комнату — сквозь щели пробивался день. На цементном полу стыла лужа. Накинув шинель, заковылял к выходу на костылях. Все-таки дверь ему попалась прекрасная—из твердого дуба, с узорными филенками и бронзовой окислившейся ручкой. Среди кирпичей Владимир раздобыл куски Проволоки, пустую гильзу для светильника. Приволок несколько обуглившихся балок и ножовкой распили'л их на полешки. Затем направился на базар и там у разбитого фонтана выторговал железную печку, сваренную из бочки. Ее и несколько жестяных колен ему привезли к дому на двухколесной тачке.
Вечером в комнатушке уже пылал огонь, было тепло и, когда вошел милиционер, на перевернутом ящике стояла пол-литровка самогона и чернели лепешки, выпеченные
еще Домной.
— Ну, брат,— только развел руками милиционер.— Лихо ты устроился... А я тебе свечку принес.
— Спасибо. Раздевайся.
Милиционер сбросил шинель и остался в коротком узеньком кителе со старшинскими погонами. Потирая руки, подошел к печке. Диагоналевое галифе топорщилось по бокам крыльями.
— Давай знакомиться,— сказал он.— Меня зовут Семеном Онуфриевичем. Сейчас я пришел к тебе как бы на новоселье... И с тем поздравляю. За день себе хату слепил! Молодец. Завтра приду как ответственное за участок лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85