— Видали, какие девчата бывают! — говорил Гайнислам.— Горячее сердце-то оказалось у этой Кадрии! И что увечный парень, и что в глаза его не видела — ни с чем не посчиталась, поднялась и поехала.
— Слишком яркое быстро линяет,— с сомнением говорила Фариза.
— Если бы линяло,— слиняло сразу, как о беде узнала.
— Не знаю, отец. Он и веры не нашей. Он русский, она башкирка. Душой сойдутся ли?
— Ты, темнота! — Гайнислам, обозлившись, встал, прошелся по избе.— При чем тут национальность? Ты моих товарищей возьми, вместе же их письма читали: что русский, что башкир, что татарин, что грузин — какие ребята!
— У товарищей так... А у парня с девушкой и по-другому бывает.
— Как у парня с девушкой бывает, это, конечно, тебе лучше знать! — взбеленился Гайнислам.
Алтынсес, поняв, на что намекает отец, вспыхнула и опустила голову.
— Дурак старый! — сказала презрительно Фариза,— До седин дожил...
Молчание было недолгим. Гайнислам попытался склеить горшок, по которому сам же и хватил вгорячах:
— Ты.,, того... не сердись, мать, я так это... Я же знаю, что нет за тобой... Кхм!.. Лучше бы нам о том подумать...— И, найдя о чем сейчас лучше подумать, сразу оживился: — Коли впрямь Кадрия с парнем заявится — что делать будем? Свадьбу надо играть.
— Только бы приехали!—сказала Алтынсес.— У свекрови и у матери тоже в ларях можно поскрести.
— Да, да, не поглядим, что время голодное,— сказала Фариза.— Все по обычаю сделаем. А там,— всхлипнула она,— и зятюшка вернется!..
Алтынсес закрыла лицо ладонями и уткнулась ей в грудь. Гайнислам потоптался рядом и вышел на улицу, утешать он был не мастер. И Фариза была не мастерица, но теплая ее ладонь гладила по волосам, по плечам, и Алтынсес успокоилась.
Старик Салях говорил при встрече:
— Не сдержал я клятвы, а совесть чиста. Сама подумай, не понял бы я, какое сердце у Кадрии, соврал бы, что умер Сергей, какой бы грех на душу взял. А теперь... Вот увидишь, не будет пары счастливей их.
— А вдруг Сергей не согласится? Зачем, дескать, я тебе, такой калека, как-нибудь сам проживу. Он и в письме так написал.
— Эх, дочка, а что бы ты на его месте написала? Шутка ли!.. Но я так думаю: коли девушка все бросила и приехала, ему уже деваться некуда. Тут сразу видно — любовь! А ты не томись, десять ли дней пройдет, пятнадцать ли, и приедет твоя подружка вместе с женихом, вот увидишь.
Не обернулась Кадрия за пятнадцать дней. Вернулась только через месяц.
В тот день Алтынсес, возвращаясь с работы, по обыкновению завернула к родителям — вдруг от Хайбуллы весточка? Гайнислам теперь разносил письма, другая работа была уже не по силам. Знала Алтынсес: будь письмо, отец под землей бы ее разыскал, а все же ног удержать не могла, каждый вечер сами несли сюда.
Отец во дворе распрягал лошадь. Он кивком поздоровался с дочерью и снова занялся хомутом. Сам с упряжью возится, а сам исподтишка на Алтынсес поглядывает, ждет, когда она уйдет.
— Отец... — окликнула его Алтынсес. Гайнислам собрал упряжь и понес под навес
— Подружку твою привез,— бросил он через плечо. Разъезжаясь ногами по осенней слякоти, побежала Алтынсес по темной улице. Даже встретив деда Саляха, не остановилась, не поздоровалась, крикнула только: «Кадрия приехала!» И не оглянулась, когда старик повернулся и спешно заковылял следом за ней.
Распахнув дверь, влетела в избу. Кадрия еще даже не разделась, только шаль опустила на плечи.
— Подружка! — бросилась к ней Алтынсес.
— Садись, с ног свалишь,— сказала Кадрия, уклонившись от ее объятий.
Алтынсес потормошила ее немного и обежала взглядом маленькую избу с тусклой коптилкой на припечье.
— Ну, показывай своего Сергея! Где прячешь?
— В погребе! — зло сказала Кадрия.— Ты что на дыбы встала, овод тебя укусил? Сядь!
— А правда.., где?—уже тихо, растерянно повторила Алтынсес.
— Не выпала ему дорога, подруга...
— А потом... приедет?
Кадрия не ответила. Выпустила фитиль из коптилки, надела трубу на самовар, кивнула матери, чтобы села за стол, выложила гостинцы с дороги. Алтынсес с колотящимся сердцем ждала, когда она заговорит.
Тут опять распахнулась дверь, и раздался бодрый голос старика Саляха: «Здравствуйте!», за ним вбежала Фариза, потом еще три девушки одна за другой. Каждая шумно здоровалась, окидывала всех взглядом и, сразу притихнув, старалась отойти подальше в угол. Кадрия, все так же одетая, сидела возле стола, маленькая кучка гостинцев лежала рядом. Потом она подняла глаза на старика, нагнулась, достала что-то из мешка, какие-то ремни, и протянула ему. Старик принял обеими руками, поднес их к глазам. Это была уздечка. Борода старика затряслась, по щекам побежали слезы.
— Кадрия! —вскрикнула Алтынсес.— Не молчи! Скажи что-нибудь!
— А что говорить? — бесстрастно сказала Кадрия.— Умер Сережа. Операции не вынес.
Женщины ойкнули и согнулись в плаче. Долго никто не мог сказать ни слова. Наконец старик нарушил молчание:
— Я, когда уезжал, Сергею так сказал: «Ты, Сергей, парень молодой, сильный, ты еще эту жизнь взнуздаешь и оседлаешь. Держись в седле. Вот тебе уздечка».
Он встал, положил уздечку на край стола рядом с гостинцами и вышел.
Женщины, оставшись одни, заплакали навзрыд.
5
...И прошло еще два года. И стало уже четыре года, как уехал Хайбулла.
Но в смерть его Алтынсес так и не поверила. И впредь не поверит, будет ждать. Она знает: есть люди, их уже погибшими считали, давно в мыслях схоронили, а они вдруг приходят домой. В Куштиряке таких, правда, нет, но в других аулах есть, ей рассказывали. Одни в госпиталях маялись, не чаяли, что выживут, другие в партизанах были или в плену страдали и потом не сразу домой попали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51