Иначе и быть не должно. Он — Разящий Меч Аллаха, защита ислама. Всему миру известна справедливость великого Тимура-Гурагана, его милосердие и беспощадность к врагам, его верность святому пути истинной веры, с которого он никогда не сходил. И все страны, которые под его рукой, все соседи, даже сыновья и внуки, и все войско, от самых знаменитых его сардаров до самого последнего ратника, любой из них в каждую минуту живет между надеждой и страхом. Так думал он. И еще раз уверился в том. Недаром же трус Тимут-Кутлуг и коварный темник Едигей, в надежде после разгрома Тохтамыша залезть на престол Золотой Орды, примкнули к войскам великого эмира. Очень уж хочется при дележе добычи утянуть кус пожирней.
А башкирский бей Богара? И этот тоже меж надеждой и страхом мечется. С одной стороны, хочет скинуть власть Орды, надеется создать свое собственное государство, встать в один ряд с сильными правителями и ханами. С другой стороны — и Тимура боится, и Тохтамыша. Да, щекотливое положение у бея. Сразу на двух коней хочет сесть. Если же в предстоящей битве Тохтамыш возьмет верх — дни башкирского улуса сочтены, Орда утопит его в крови. Оттого и бережет войско, прислал только две тысячи всадников. Хочет уверить Тимура: видишь, мол, и войско дал, и скот на убой пригнал, твою сторону держу.
Да, хитрый, видно, человек этот бей. Хитрец, хитрец... Норовит, целясь криво, попасть прямо, рассчитывает снять шкуру со зверя, убитого другим. Ну, это еще посмотрим. Когда его, Тимура, войска разобьют врага и войдут в башкирские земли, Богара сам придет и склонит перед ним голову. Ничего другого ему не остается. С Ордой в мире ему больше не жить. Конечно, долго быть здесь Тимур не собирается. Самые высокие его помыслы связаны с Индией и Китаем. Вот с помощью аллаха побьет он Тохтамыша, сломает ему хребет, так что он и головы больше поднять не сможет. И, оставив его издыхать, повернет своих коней в те заветные сказочные страны. А с этой по милости Орды вконец обнищавшей степью ему возиться некогда. Пусть дерутся башкиры с раненым зверем, пусть добивают друг друга. Это ему, великому эмиру, лишь на пользу.
В своих гордых мечтаниях Тимур не захотел понять, каким опасным путем пошел Богара, какой груз принял на свои плечи. А сколько понял — того не уважил. На самом же деле врагом башкирского бея, который с большими трудами смог собрать вокруг себя только южные кочевья, был не один Тохтамыш. Раздоры, вечная вражда башкирских племен, которые хоть и перебивались между жизнью и смертью, но жили каждый сам по себе, в любую минуту при возможности были готовы обобрать соседа,— вот что было самым страшным врагом Богары. А Тимуру свои помыслы дороги, и к жалобам башкирской земли он глух...
Короткий, но сладостный утренний сон дал отдых телу и успокоение душе — Тимур проснулся с просветленным лицом. Сон, который приснился ему, тоже сулил радость: будто поднялся он на вершину круглого холма и оттуда обозревает открывшиеся ему дали. Льет дождь, но весь мир озарен ярким светом.
Он совершил утренний намаз, позавтракал и велел позвать толкователя снов. Надо свою вынесенную из сна догадку закрепить и утвердить мудростью ученого. Только тогда сбудется это предзнаменование.
Выслушав рассказ эмира, толкователь, достав лбом до пола, отбил поклон, подумал немного и, воздев руки к войлочному потолку, пронзительно запричитал:
— Бисмиллахи-иррахман — иррахим! Слава аллаху, великий хазрет, сон, который ты видел, еще одно святое знамение свыше. Ты стоял на высокой горе — это говорит о том, что и впредь ты будешь править всем миром...
— А дождь? А сияние зачем?
— Великий правитель! Если проливной дождь показывает, что сила-мощь твоя неисчислимая будет расти еще и еще, то лучи, сияние озаряют ту истину, что нет на земле никого, кто мог бы своей славой сравниться с тобой. Аминь! — И толкователь провел руками по лицу.
Еще больше поднялось настроение Тимура. Резвыми шагами прошел он к двери и широким взмахом откинул парчовый полог. Теперь у него не оставалось ни капли сомнения в том, что в битве с Тохтамышем он возьмет верх. Однако, взнуздав свое нетерпение, он повелел пригласить сыновей и внуков и изъявил желание вместе с ними объехать войска.
Вскоре разодетое в расшитые серебром и золотом одежды, гарцующее на чистокровных иноходцах потомство эмира предстало перед ним. И в сопровождении ста
пятидесяти воинов личной охраны они пересекли защитный ров вокруг шатра и выехали в степь.
Хорошо отоспавшиеся, отдохнувшие воины ухаживают за лошадьми, чистят одежду и оружие. Куда ни посмотри — горят костры, в казанах варится мясо. Это — от щедрот Богары-бея. Никакой бестолковой толчеи, никакой суеты. Все работы ведутся под присмотром десятников или сотников, по жесткому порядку.
Правда, если вглядеться, то можно уловить в глазах тревогу и чуть заметную вялость в движениях. Ведь одни четыре с половиной месяца колотились в седлах, другие прошагали пешком. Но старый полководец знает: только начнется бой, от этого застоя, от вялости и тревоги не останется и следа. Войска приводят в движение две силы: страх перед гневом Владыки Вселенной и надежда на предстоящую богатую добычу. Да, да, все они — я эмиры, большие и самые мелкие, и сарбазы, и лучники, и несколько тысяч чиновников, что пригрелись возле войска, все во власти этого закона. Какими бы разными ни были натуры и мысли-помыслы детей человеческих, каждый живет меж страхом и надеждой. Воины, когда храбро идут в бой, рассчитывают на повышение в чине, большую долю из военной добычи и в то же время страшатся наказания, боятся гнева десятников и сотников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99