— Ну-ка дай райсовет, красавица. Секретаря... Да, да, срочно. Срочно!..
Пока он так искал нужный номер, Фатхутдин Фатхутдинович снял рабочие очки, надел уличные, сложил руки на животе и воззрился на Карама.
— Здравствуйте, здравствуйте,—сказал Карам.— Товарищ Ишбулдин? Очень хорошо... Из Куштиряка это. Вы там имя и фамилию мою сразу запишите. Нет, нет, без карандаша и забыть можно. Урманбаев Карам буду я. Записали? Имя тоже пишите — Карам. Не то у нас пол-аула Урманбаевых. Д-да, Карам. Народ еще Карамом Журавлем называет. Дело? Есть дело, товарищ секретарь. Я нефть нашел, вот какое дело. Да, нефть. Из земли сочится. Человека пришлите. Медлить нельзя! В Казай? Зачем в Казай?.. Так, понял, сами, значит, сообщите... Так-так... Вы не забудьте, фамилию им мою скажите... Как, даже этого не понимаете? Живо набегут такие, что к чужой славе примазаться захотят, так-то, зятек!.. Знаю, что не шурин я вам. Это так, к слову говорится... А? Ладно, понял, зя... Уф-ф! — Карам, красный, как свекла, будто вконец утомленный тяжелой работой, пошел и плюхнулся на диван.
Фатхутдин Фатхутдинович, потирая ручонками, выпятив кругленькое пузо, подкатился к нему.
— Послушай-ка, это, как тебя, браток, что за чудеса? Какая нефть? Где?
— Сначала подуй, потом пей, говорили древние. Поспешишь, людей насмешишь. Приедут инженеры, все выяснится,— надменно сказал Карам и встал с места.
Главный бухгалтер подкатился прямо к нему под ноги и, задрав голову, посмотрел на него, будто разглядывал на вершине высокого дерева воронье гнездо.
— Это как же так получается, браток? Я к тебе со всем уважением, по телефону говорить разрешаю, а ты передо мной, как кот, спину выгибаешь. Если своему зятьку два слова скажешь, язык у тебя не отсохнет, ласточка моя.
Нужно отметить, что и голос и манеры у Фатхутдина Фатхутдиновича мягкие, обходительные. Приди к нему с любой просьбой (если только она не касается телефона), он никогда не скажет «нет». Сложит губы в наперсточек: «Это можно, душа моя» или «Эх, ласточка, разве есть дело, чтоб нам не по плечу?» — обнадежит и выпроводит. Правда, потом Фатхутдин Фатхутдинович из обещанного и половины не выполнит. Но это другой разговор. Как известно, даже отказ, но с улыбкой сердце греет. Вот и думаешь, уходя от Фатхутдина Фатхутдиновича: «Чем получить, чего хочется, лучше того не потерять, что есть».
Карам, вспомнив кое-какие повадки главного бухгалтера, решительно обошел его, но вдруг что-то пришло на ум — с порога вернулся обратно.
— Ладно, будь по-твоему... Все говорили, нет, мол, в Куштиряке нефти, а я нашел! Так-то, зятек! Где, пока не скажу. Завтра из казанской конторы комиссия приедет. Вместе пойдем и покажем. Понял? Смотри, пока ни звука!
Фатхутдин Фатхутдинович, что совсем ему было не свойственно, полоснул ребром ладони себя по горлу и издал звук, похожий на «кых». Дескать, хоть режь — тайны не выдаст. Карам шлепнул его по круглому плечу:
— А то, говорю, агай, может, и бутылку поставишь? В счет моей будущей премии? Магазин открыт, мигом сбегаю.
Главный бухгалтер рассыпался мелким смехом и пухлым, похожим на детскую соску пальчиком помахал перед носом Карама. Затем подумал немного, запер дверь и, открыв большой железный сундук, выставил на стол бутылку, в которой коньяка было почти наполовину.
— Тебе, выходит, было суждено,—сказал Фатхутдин Фатхутдинович, разливая коньяк в два стакана. Полный стакан протянул виновнику неожиданного торжества Караму Журавлю, другой, где было налито с палец — не пухлый главбуховский пальчик, а тощий карамовский,— взял себе. Придав лицу плутоватое выражение, прошептал: — У-р-ра-а!
Покончив с делами в правлении, Карам взял в руки прут и пошел на берег Казаяка и с видом человека, который ищет пропавшего теленка, весь вечер ходил вдоль воды. Искоса поглядывая, раза два прошел там, где выходила нефть. Пятна на воде разошлись еще шире прежнего. И никого поблизости нет. Выходит, об открытии, сделанном Карамом, еще никто не прознал. Отлично!
Он весь утонул в мечтах. Вспомнил, как два года назад шумел народ, когда казайский пастух наткнулся на нефтяную лужу. Даже песню потом передавали по радио — специально по заказу того пастуха. Газету откроешь, радио включишь, из двух слов одно — «Казай». Никудышненький аул, весь свой век на ноги встать не мог — а как сразу в цене-достоинстве поднялся! Теперь и Куштиряк такая же слава ждет.
Вот она, жизнь, вот как все выворачивает. Сегодня: «Куштиряк? Какой Куштиряк? И не слышали о нем. И на карте такого аула нет...» А завтра? Пройдет день, ну, два, и имя Куштиряка прогремит на весь Башкортостан. Может, и до Москвы докатится. Коли так дела пошли, то и ваш дядя Карам, он, того.., знать надо, как с ним теперь говорить. Наверное, и премию отвалят богато. Нет, Карам эти деньги туда-сюда не распетушит. Перво-наперво телевизор купит, потом мотоцикл. Маги-парваз — пальто с лисьим воротником... «Эй, гляньте-ка, гляньте, чья это жена по улице идет? Одно пальто на ней — и то целое состояние!» — «Как это — «чья жена»? Карама Урманбаева жена! Молода, хороша!» — «Да-а, дерево листья красят, человека — одежда...»
Представил Карам Журавль будущие пересуды куш-тирякских сношек и рассмеялся. До слез в глазах, до колик в животе хохотал. Все невзгоды позабылись, дышать стало легко и вольготно.
В последнее время от колхозных неурядиц, от нехваток ночами напролет не спал Карам, думал, маялся. А в эту ночь, только голова подушки коснулась, он, словно дитя, без печали и забот ушел в сладкий сон.
Утром Карам даже чай пить не стал, отмахнувшись от стенаний еще не знающей своего счастья жены, побежал в правление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71