— Пан староста,— сказал он резким и грубым тоном, подражая Шримму,— распорядитесь немедля довести до всеобщего сведения, чтобы владельцы лошадей снарядили повозки и выехали с ними в поле или в лес!
Староста Шимко выпучил глаза и поднял к уху правую руку со шляпой.
— Баз 15* теш ВеГеЫ!1— закричал на него Шримм, а инженеру Митуху сказал: — Благодарю вас, герр инженер. Будьте любезны немного задержаться. Вы мне понадобитесь.
— Гут! — ответил староста Шимко и повернулся к выходу.— Гут!
Митуха прошиб холодный пот. По ироническому тону Шримма он догадался, что из школы его уже не выпустят. Нет-нет, домой ему уже не вернуться...
Староста Шимко послал своего работника Колкара за Порубским, но тот остался на Кручах вместе с партизаном Павелой и нес вахту у входа в бункер, поэтому с барабаном явилась его жена. Порубская не впервой оповещала с барабаном деревню. Это случалось всякий раз, когда мужа не было в Молчанах. Невероятно! — все ломал себе голову староста Шимко, когда Порубская уже стояла перед ним. Она казалась ему живым воплощением катастрофы. Немцам нужна каждая упряжка, каждая пара коней, чтобы выбраться из Молчан. Ведь на своих облезлых клячах им не уйти. Далеко ли они уйдут на них? А ведь чем скорей они уберутся к чертям собачьим, тем лучше. Но что скажут люди? Ну и скотина этот инженер! Только и умеет, что к Габоровой ходить любезничать. Суется в дела, в которых ничего не смыслит. Вот уйдут немцы, надо будет сказать ему пару ласковых!
Немного погодя Порубская, злая на мужа и на сына, заодно и на Шимко, уже била в барабан на нижнем конце деревни, но к ней никто не вышел, никто ее не слушал.
— Доводится до сведения всех жителей! Владельцы упряжек должны добровольно явиться с ними к школе! Там взять военный груз! Возчики пойдут при подводах с немецким войском, чтобы не подвергать себя опасности здесь, в Молчанах.— Ударила в барабан и направилась к корчме.
— Не? — спросил в доме Митухов у Адамовой жены Беты низкорослый тощий солдат с белой мазью на веках, в обтрепанной серо-зеленой шинели.—
— Что?
— Не понимаю, что вы говорите,— покачала головой Бета — она не знала, как зовут квартирующего у них немца.— Я не понимаю! Ни слова.— Она увидела кайму белой мази на глазах солдата.— Господи, что это с вами?
— Курт Калкбреннер!
Бета опять покачала головой:
— Не знаю, не пойму, о чем вы.
Солдат пожал плечами и вышел.
Бета повернулась к детям, которые с криком ворвались из горницы в кухню и повалились на пустую кровать Калкбреннера.
— Тихо, вы!
Четверо, боже!.. И зачем у нее столько? Два мальчика и две девочки подпрыгивали на кровати. Она стала торопливо обувать их в самые лучшие ботинки, одевать во все самое теплое. Они с удивлением таращили на нее глаза, не понимая, почему она так наряжает их, чем так озабочена и почему вдобавок все делается так поспешно и впотьмах. Электричество не горит, только свечка. А где этот немец? Этот шваб? Боже! Она бросилась в комнату и тотчас выскочила оттуда с двумя шерстяными шалями — темно-синей и светло-зеленой. Бросила их на Калкбреннерову постель. Ходят солдаты, чего-то просят, ищут... господи!
— Мама,— спросила младшая, Амалька,— а шали зачем?
— Тихо, малышня,— прикрикнул на неё старший, Ян- ко, коренастый, тугощекий, румяный мальчик.— Тише, крик капут! Мама, а шваб где?
— Ушел,— ответила Бета и заплакала.— Сидите тихо!
— Что с вами, мама? — спросил Янко.— Это уже и есть фронт?
— А папа где? Куда он ушел?
— В конюшню,— сказала Бета.— Подождите здесь, мне надо напомнить ему...— Она выбежала из кухни, быстро пересекла темный двор и вошла в темный хлев. Господи! Солдаты повадились к ним ходить, может, ищут того немца. А всему виной он один, инженер. Кабы немцы забрали его совсем! Сволочь! За Габоровой ухлестывал, на партизан добро переводил.
В хлеву тихо стояли коровы, смотрели на сереющий дверной проем и ждали утреннего корма.
Обернувшись на пороге, Бета оглядела двор. Уши и щеки обдавало теплым навозным духом из хлева. Со двора в лицо веяло утренней прохладой. Немец в конюшне околачивался! Боже мой, если бы солдаты... хоть бы они не нашли его. Успел он переодеться? Она хотела позвать его, но не знала как. Вдруг что-то насторожило ее. Она поворотилась к хлеву, вгляделась в темноту.
— Герр инженер? — раздался оттуда пронзительный шепот.— Герр инженер?
— Гут, гут,— отозвалась Бета.— Где вы?
— Фрау Мидах? — послышалось из ларя с сечкой.
Бета подошла ближе.
Ларь раскачивался, пока Калкбреннер вылезал оттуда. В темноте чуть белели его штаны и рубаха — одежда, в которой инженер Митух пришел в Молчаны из Стакова. Калкбреннер стряхнул с себя сечку и вытащил из ларя портфель, в котором спрятал свою униформу.
Он говорил еще что-то, показывая на портфель и на настил под коровами.
Бета не понимала ни слова. Не знала, что в портфеле обмундирование.
Униформа еще может понадобиться, толковал он ей, ведь фронт — дело ненадежное. Сегодня тут, завтра — там. Его оружие лежит под настилом. Он все побросал туда. Солдаты ничего не найдут.
Бета слушала и ничего не понимала. Ей запало только, что он все показывает куда-то вниз, на доски под коровами.
— Инженер? Этот пес паршивый?
— Солдаты отвели его в комендатуру.
— Гут,— ответила Бета,— гут!
Калкбреннер, томимый страхом за себя и за инженера Митуха, нашел в темноте ее руку, пожал около запястья, сказал еще что-то, выбежал из конюшни, и Бета смогла лишь различить в темноте, как белые штаны метнулись к сараю и оттуда в сад. Она облегченно вздохнула и поспешила на кухню к детям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27