не Марко ли там всюду повешен на стенах, благородный Петкович, да не один, а много, не счесть, как их много? Но все-таки на поверхности этих глаз застыло спокойствие.
— Все равно, приведут или не приведут. Даже если приведут, ты и тогда умрешь, но смерти не испугаешься, ты пожертвуешь собой ради ее жизни.
Мутавац упал навзничь, и скорее этот взгляд, чем слова заставили его закрыть глаза. Все тело свела ледяная судорога. А Петкович стоит над ним, тревожится: почему это лицо так исказилось, почему он молчит? Хорошо, что ты онемел, Марко, утопи свою боль, как в колодце! Пусть другие пьют из него и живут, не зная, что ты в нем встретил свою смерть. Но это не ты! Ты видишь не свое лицо.
— Я ее найду, господин Мутавац. Мы дадим ей колыбельку, когда она придет сюда.
Приглушенно рассмеявшись, Петкович тихо, как во сне, повернулся. Неужели это он от себя отвернулся? Нет, нет, у ворот он один. Вот он идет туда, чтобы встретить Регину. Все стены снова пусты.
Мутавац открыл глаза, он с изумлением, ничего не понимая, смотрит вслед Петковичу. Что бы все это значило? — растерянно смотрит на него Юришич. Здесь же Рашула. Взгляды их встретились. От Рашулы, как от препятствия на своем пути, отпрянул Петкович, а Рашула с вопросительной усмешкой отвернулся в другую сторону.
Эта неожиданная встреча его жертв взволновала его, как шальная удача распаляет преступников в опасности. С какой стороны ни посмотри, он своей медвежьей услугой Пайзлу больше навредил, чем помог. Он сразу же пошел за ним в здание тюрьмы хотя бы для того, чтобы опередить Розенкранца. Он хотел ковать железо пока горячо. Под предлогом, что в камеру нельзя, потому что там мокро, а в коридоре их могли подслушать надзиратель и другие заключенные, Пайзл отказался от разговора, тем более что еще во дворе он решительно не хотел разговаривать. Рашула сделал вывод, что Пайзл с ним больше не считается, не то, что с Розенкранцем, за которым он послал Наполеона. А потом последовал сюрприз Мутавца. Бешенство Рашулы поднялось до высшей отметки, но внешне никак не проявлялось. Оно клокотало в нем, словно подземная река. Обнаруженная книга отчаянно ухудшила его положение, но Мутавац ему ничего не сказал, хотя уже утром от жены все узнал! Интриган! Даже договорись он сейчас с Пайзлом, все равно дорога на свободу для него крайне затруднена, а помощь со стороны Пайзла еще более проблематична, чем раньше. И все это натворил Мутавац. Как страшно он обманут! Рашула оскорблен до глубины души, нервы его напряжены, он просто ослеплен злобой. Но не сам
ли он почти полностью отказался от своих показаний против Мутавца, а восстановить их, пожалуй, невозможно, особенно перед судом, когда они так необходимы и драгоценны для облегчения его собственного положения. Свалить бы всю вину на Мутавца, и баста.
В эти минуты Рашула чувствовал себя беспомощно, как в оковах, готовый разувериться, что богатый опыт подскажет ему выход из создавшегося положения. Петкович от окна подошел к Мутавцу и, размышляя, вероятно, о Регине и о своем смертном приговоре, принялся бредить о смерти. Слова его произвели на Мутавца такое сокрушающее действие, что у Рашулы вновь зародилась надежда. Словно луч света блеснул в темной западне и указал выход. Он в восторге, он снова полон решимости провести в жизнь свой план. Воля его снова стала прочной и упругой, как сталь. Надо спешить, Майдак больше не нужен. Он сам попытается подготовить Петковича, прямо, без всяких обходных маневров подойдет он к цели, как только предоставится возможность. Высматривая, как бы перехватить Петковича одного и подальше от Юришича, Рашула подкараулил Наполеона, уединившегося ото всех за поленницей. Почему не устроить какую-нибудь забаву во дворе, почему не напотешиться всласть над Мутавцем? За два гроша карлик весь двор обойдет на голове, а немножко подразнить Мутавца — тем более согласится. В одну минуту они договорились. Рашула рассмеялся и стал прогуливаться по нижней части двора, как будто его нисколько не интересует, что делается вокруг.
До сих пор Наполеон развлекался метлой. Подняв стоймя, он носил ее на кончике пальца, а два полученных от Рашулы гроша отправил в карман. И снова принялся подметать опилки. Все сильнее размахивает он метлой. Опилки летят Мутавцу в спину. Словно случайно, метла зацепила Мутавца за ногу.
— Прошу прощения, господин Мутавац, я думал, что это мусор,— смеется Наполеон, потешая себя и других.
Мутавац едва заметно отступает в сторону. Он все еще таращится на Петковича, неподвижно стоящего напротив ворот. Он сказал, что Ольга не придет, если только ее не приведут охранники. И тут же пошел к воротам. Почему именно туда? Неужели встречает Ольгу? Откуда он все знает? Может быть, все здесь знают что-то- об Ольге и не хотят ему говорить! Один
Петкович был таким добрым! Но он безумен! У него ничего не поймешь. Но если его прямо спросить, может, он яснее ответит? Мутавац хотел подняться и пойти спросить его, но страх приковал его к месту — что как он услышит что-нибудь ужасное? Он уже говорил о самом ужасном, о смерти, и как раз в ту минуту, когда и сам Мутавац думал о ней. Но разве это самое ужасное? Он сказал: «Ты не испугаешься, ты пожертвуешь собой ради ее жизни». Да, лучше умереть. Мутавца охватывает покой забытья и оцепенения.
При виде его спокойствия Наполеон осмелел и снова замахнулся на него метлой.
— Наполеон,— прикрикнул на него Юришич,— прекратите, иначе я огрею вас метлой!
— Вот как, меня огреете, а его что — нельзя! Меня, значит, можно, а ведь я его и не собирался трогать.
— Не болтайте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130