Он ему растолковал, какую бы тот совершил глупость, выполнив то, что обещал Мице, и сделав это как раз тогда, когда, вместо того, чтобы навсегда потерять, мог бы ее вернуть! Дело ясное; он, Йошко, должен будет вместо нее наследовать от отца лавку, тем самым для этого русского проходимца, оставившего в России, как он сам когда-то рассказывал,— жену и детей, исчезнет и главная приманка, из-за которой он хотел жениться на Мице. Что после этого останется делать Мице,— без средств и без любви,— как не вернуться к мужу?
Мельник к Йошко всегда относился настороженно, но, договорившись с Мицей о разводе, он тут же об этом и пожалел и теперь с радостью согласился с Йошко; прошло время, он уже съездил в город, но ничего не предпринял для оформления развода и Мице ничего не сообщил.
Все это, естественно, показалось Мице подозрительным. Впрочем, Йошко вызвал у нее недоверие с первого же дня: не пришел ли он тогда, когда она стояла у лавки и поджидала его возвращения с дегустации, от мельника? Правда, он принес вино на пробу, но не было ли оно на вкус удивительно похоже на то, которое она пила у мельника? Когда же она услышала от Сережи, что Йошко уговаривал его,— и это было правдой,— вернуться в Россию, обещая даже, если тот согласится, купить ему билет и оплатить дорожные расходы,— сомнения ее усилились, а вместе с ними возросло и озлобление. Оно требовало выхода, но не того обычного, ежедневного, связанного с посещением Йошко лавки, когда начинались взаимные упреки и оскорбления, а чуть большего.
Вскоре такая возможность представилась. Не выдержав неизвестности, Мица послала бывшему мужу письмо с просьбой немедленно ей ответить, почему он до сих пор ничего ей не сообщает. Пока она ожидала ответа, произошло событие, лишившее ее последней надежды на то, что Йошко, возможно, еще выиграет тяжбу с заимодавцами из-за дома, и для нее, таким образом, после его отъезда будет сохранена и лавка, и родительский дом. Сельский пандур принес для Йошко письмо, и, распечатав его, тот заметно покраснел, сразу скрывшись с родителями на совет. Сережа добросовестно подслушал и доложил: Йошко получил приглашение на торги, где будет продан его дом для покрытия долгов! Вскоре после Сережиного известия к Мице пришел крестьянин с ответом мельника, в котором тот продолжал упорно настаивать на своем и вместо того, чтобы дать согласие на развод, призывал опомниться и вернуться к нему.
Скандал, учиненный тогда Мицей в доме Смуджей, был таким, что спустя много времени о нем все еще говорили в селе и ближайшей округе. Мица, наскоро одевшись, решила сама пойти к мужу, но в дверях столкнулась с Йошко; он хотел войти, она выйти. Этот незначительный, повседневный случай разжег накопившуюся в ней и сегодняшним днем подогретую, но не нашедшую выхода ярость настолько, что она, не помня себя, ударила Йошко кулаком по голове и неистово закричала, что это он во всем виноват, он, больше всего он, негодяй, прохвост, жулик!
От неожиданности Йошко сначала остолбенел, но, еще раньше выведенный из себя плохими вестями, полученными из города, уже и сам не мог сдержаться и, забыв о всякой вежливости, в которой поднаторел, вращаясь в изысканном городском обществе, напал на нее и сам. На крик прибежали госпожа Резика, жена Йошко и Сережа; старый Смудж, умоляюще сложив руки, заклинал Мицу успокоиться, постыдиться хотя бы людей, начавших собираться на дороге. Однако она, получив оплеуху от Йошко и проклинаемая матерью, разошлась еще больше. В ярости выплеснула на Йошко и на родителей все, что у нее против них накопилось, не забыв при этом и покойного Краля. До сих пор ей было неведомо, что же на самом деле произошло тогда между ним и Панкрацем. Поэтому сразу, как только до нее дошли слухи о вине Панкраца, она в них поверила и уже не раз в угрожающем тоне поминала об этом родителям. Теперь, обезумев от отчаяния, отчетливо сознавая, что терять ей нечего, извлекла из своего скудного арсенала самое грозное оружие и с визгом выстрелила из него — ах, они думают, что смогут освободиться от нее так же, как избавились с помощью мошенника Панкраца от Краля? Едва она это произнесла, как мать подлетела к ней и влепила пощечину; Мица, не помня, что вокруг люди, стала горланить, что она не Ценек, позволивший себя избить и убить! Да, убить; и именно ты его убила, ты, орала она на мать и громко пригрозила ей, что прежде, чем окончательно лишиться лавки, подаст на нее за Ценека в суд, узнает она тогда, где раки зимуют!
Народ столпился возле лавки, кто-то даже хотел ворваться внутрь, но Йошко приказал Сереже запереть двери, а сам с помощью матери и жены вытолкал Мицу из лавки в соседнюю комнату. И уже здесь все трое начали ее бить по-настоящему. Они колотили ее, а она выла и звала на помощь так, что даже Сережа, как всегда наблюдавший со стороны, теперь еще и ухмылявшийся, не выдержал. Словно речь шла о его жизни, он влетел в эту толчею и стал кричать, что Мица права; потом, изо всех сил стараясь освободить Мицу, так разошелся, что ударил Йошко, пытавшегося его оттолкнуть.
Это было началом конца. Впрочем, и Йошко, и все его близкие, кроме Мицы, всегда испытывали определенный страх перед этим непонятным- для них человеком. Собственно, это и явилось одной из причин, почему до сих пор они не решались прямо говорить с Мицей о судьбе лавки и остальном имуществе. Да разве Сережа, который вместе с ними пережил ту последнюю ночь, когда еще был жив Краль, однажды узнав, что, женившись на Мице, не становится, как рассчитывал, хозяином,— разве не стал бы он тогда играть по отношению к ним, пусть и не в такой степени, опасную роль Краля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105