..
– Кто?
– Я не задавал этот вопрос. Согласись, он не для тех обстоятельств. От Бога ли оно исходило или от Дьявола мне тогда доподлинно было неизвестно, а времени на метания совершенно не оставалось. Не могу сказать, что это не важно, но, как говорят, утопающий за любую соломинку готов ухватиться. Впрочем, событие в храме Михаила Архангела, дало вполне однозначный ответ на этот вопрос. – Саша продолжал смотреть в глаза императору, выражая всем своим видом полное спокойствие и уверенность в сказанных словах. Наступила тишина, которая, впрочем, продлилась секунд двадцать, после Александр Николаевич взбаламучено забегал по кабинету пытаясь собраться с мыслями.
– Но как это возможно?
– Увы, пап, подробности данного обстоятельства мне недоступны. Последнее, что я помню, это какой-то мираж и легкий вопросительный шепот на грани сознания. А потом я потерял сознание, и пришел в себя в первое утро своего десятилетия. Первые дни мне даже казалось, что все те годы мне приснились – столь нечетки и обрывочны были воспоминания. Но постепенно, туман начал рассеиваться и, словно горные пики, стали проступать самые яркие моменты моей прошлой жизни. Да, горные пики, именно так. Очень похоже. Знаешь, я не раз видел подобное по утрам там – в семьдесят седьмом, там, в горах Болгарии. Это только один эпизод из множества, которые мне тогда поначалу снились. После таких снов я стал задумываться, проверять некоторые вещи, впрочем, глядя на сверстников, я совершенно не ощущал себя ребенком. Через недели две я пришел к выводу, что все это действительно было. А потом, где-то месяц спустя, меня стали посещать ужасные сны, буквально кошмары. Далеко не каждую ночь они приходили, и еще реже я их запоминал, но постепенно приходило понимание того, что это картины будущего. Какие-то фрагменты мозаики. Подсказки и предостережение от того, что нас может ожидать через пятьдесят-сто лет. – Александр Николаевич задумчиво хмурился и теребил лоб, впрочем, Саша, сделав краткую паузу, продолжил. – Теперь ты понимаешь, почему я не стал рассказывать это даже Левшину? Я боюсь, что мои слова могут попасть в уши к нашим врагам. И тогда я проживу не больше месяца. В лучшем случае. В худшем меня попробуют похитить и долго пытать, дабы выудить все, что я только могу сказать о грядущих днях.
Саша беззастенчиво и нагло врал, заливаясь соловьем и совершенно не краснея, тем более что проверить сказанное им император не сможет в принципе. Да и вообще никто не сможет. Но что ему оставалось делать? Говорить правду? А зачем? Ведь это сразу станет концом всей его эпопеи в роли будущего императора. Печальным, надо заметить, концом. Поэтому он крутился, как мог. Впрочем, дело облегчало то, что Александр Николаевич и сам ожидал какой-то мистики в духе спиритуализма, что в те времена стал очень модной новой тенденцией в высшем свете. А потому ложь Саши легла на благодатную почву, и, в целом, император довольно адекватно воспринял эту информацию.
Саша не стал рассуждать о вариативности времени через такие понятия, как «точка бифуркации» и «эффект бабочки» – человеку середины девятнадцатого века это показалось бы простым сотрясанием воздуха. Тем более что того, прежнего варианта истории, для отца не существовало – он остался где-то в воспоминаниях и рассказах самого Александра. Саша поступил иначе и стал опираться в своих доводах на мистический аспект, который, как уже говорилось выше, был ультрамодным новым течением в среде европейской аристократии. В общем, объяснялись они довольно долго, однако результативно. Поэтому, хоть и с великим трудом, но у Саши получилось убедить императора в правдивости своих слов. Или, по крайней мере, великому князю так показалось. Впрочем, те незначительные знания в области психологии общения, которыми он обладал, давали вполне однозначно понять, что либо Александр Николаевич не воспринимал то, что говорил Саша как ложь, либо являлся кандидатом в «народного артиста Российской империи» по секции театральной игры.
– Папа, ты же понимаешь, что такое нельзя рассказывать широкой публике?
– Такое вообще никому нельзя рассказывать, – император все еще прибывал в задумчивом состоянии.
– Поэтому я и молчал.
– Я все понимаю.
– Ты думаешь о том, как все это преподнести двору? – император заинтересованно посмотрел на сына.
– У тебя есть идея?
– Так она же лежит на поверхности. Тут явное вмешательство божественных сил, которые проявились в храме Михаила Архангела. Вот и скажем, что на мне божье благословление, от того и чудеса творятся. А Филарет подтвердит. Прелесть этого варианта в том, что мы не будем врать. Не стоит без острой нужды к этому прибегать.
– Хм... я думаю, стоит поразмыслить над этой идеей.
– Только ради Бога, не обсуждай детали нашего разговора ни с кем более. Я очень опасаюсь того, что что-то попадет к англичанам или французам.
– Я же дал слово! – Александр Николаевич возмутился, немного привстав в кресле.
– Извини папа, я просто очень переживаю.
Глубоким вечером Саша вышел от отца уставший и совершенно замученный, но довольный. Он не только, вроде не прогорел, но и умудрился придумать относительно «съедобную» легенду для общества. По крайней мере, о том, что все удалось, говорил факт не взятия под стражу прямо во дворце, либо в поезде. Все было по-старому. Конечно, где-то на краю сознания была легкая тревога, но Александр старался ее подавить, полностью подчинив своей воле, так как от того, насколько уверенно он выглядит, зависело очень многое.
На вокзале в Москве его тихо и без помпы встречал Алексей Ираклиевич, так как его поездка в Санкт-Петербург была практически тайной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88