Но я не роптал. Я был готов к тому, что потеряю деньги. Я знал, ради чего я все это затеял, и меня удовлетворил бы любой результат.
* * *
Осенью 1994 года Сережа Курёхин предложил мне поехать на фестиваль «Berlin Independence Days». Вместе с Сашей Ляпиным и Мишей Костюшкиным мы должны были составить «Heavy Metal Klezmer Orchestra». Я имел слабое представление о том, что такое клецмер[4], но нам предстояла длинная дорога, и Курёхин обещал, что мы успеем отрепетировать всю программу.
Отрепетировать ничего не удалось. Миша Костюшкин, который не пил несколько лет, неожиданно размочил, и наше путешествие превратилось в ад.
Начал он с того, что сорвал стоп-кран. Приходил бригадир, и Мишу пытались ссадить с поезда. Нам с трудом удалось все уладить. Он скандалил на каждой границе. Один немецкий таможенник обиделся и заставил заплатить пошлину за провоз товарной партии CD (у Курёхина с собой была коробка с его альбомом «Воробьиная оратория»). По приезде в Берлин Миша просто убежал и заблудился. Мы несколько дней не могли его поймать.
В конференции участвовало много музыкантов и людей, связанных с музыкальным бизнесом. Среди них был даже Малькольм Макларен[5]. Через несколько дней Костюшкин все-таки материализовался, и его на короткое время удалось привести в чувство. Он даже принял участие в единственной репетиции. Но перед концертом опять убежал и больше не появлялся.
Концепция выступления была такова, что мы с Ляпиным должны были олицетворять хэви-металл, а Костюшкину предстояло давать этот самый клецмер. Но в связи с отсутствием главного ингредиента все рушилось. По счастью, нас согласился выручить американский трубач Фрэнк Лондон. Концерт все равно получился вялый и бессмысленный.
Курёхин впал в депрессию. Костюшкин появился за день до отъезда и сообщил, что потерял обратный билет. Уговорить его ехать на поезде было невозможно. Курёхину пришлось занять денег и за какую-то немыслимую сумму купить ему билет на самолет. После чего он совсем расстроился, тоже отказался ехать на поезде и купил себе билет на следующий рейс. Он сказал, что отныне никогда ни с кем никуда не поедет и играть будет один. Короче, поездка удалась.
* * *
Когда я вернулся домой, уже была зима. Пока меня не было, в клубе шли постоянные обыски. Во время каждого концерта приезжал небольшой патруль, человек шесть. Они проходили по всему клубу, заглядывали в зал и в туалет. Иногда кого-нибудь прихватывали с собой. Все привыкли и особенно не реагировали.
Как-то прямо в клубе вместе с женой был арестован басист группы «Аквариум» Титович. А может, не арестован, а просто обыскан: в тот день меня не было, и подробностей я не помню. Титович оказался настолько ранимым, что, уехав сразу после этого на запись нового альбома в Лондон, заявил, что дальше так продолжаться не может, и попросил там политического убежища.
В другой раз должна была выступать исполнительница горлового пения Саинхо. Народу была тьма-тьмущая. Пришло много тувинских студентов, а также целая толпа странных тетечек. Я решил, будто это поклонницы Саинхо. Когда играла первая группа, в зале началась драка. Зачинщиками были скинхеды. Я вышел на сцену и сказал, что, пока эти люди не покинут клуб, концерт продолжаться не будет. Образовалась пауза. Через несколько минут ворвались пятьдесят ОМОНовцев, которые половину людей в зале сразу положили на пол, а остальных поставили к стенке. Странные тетечки оказались оперативными работниками. Они в бешенстве носились по клубу, матерились, всех обыскивали, но ничего не нашли и уехали.
На следующий день нашего друга, милиционера Васю, вызвали на ковер в РУВД и стали пытать: откуда он узнал о готовящемся рейде, который они планировали целый месяц? По их версии это выглядело так, что за пятнадцать минут до начала операции я вышел на сцену и сказал: «Господа, скидывайте траву, сейчас приедут менты!»
Было видно, что мы так долго не протянем. Многих, кого арестовывали, расспрашивали про меня. Менты подозревали, что я контролирую чуть ли не всю торговлю наркотиками на Васильевском острове. Я впал в легкую паранойю: я боялся, что меня арестуют и подсунут в карман какую-нибудь дрянь.
Я решил защищаться. Я позвонил Артему Троицкому. Он давно звал меня поучаствовать в его телешоу «Кафе „Обломов“». Я приехал в Москву, мы поговорили и в конце передачи коснулись этой темы. Не знаю, что именно сработало, но волна пошла на спад. Я немного успокоился.
Илья Бортнюк (р. 1968) — независимый продюсер
Моя работа в «TaMtAm’е» заключалась в том, чтобы контролировать back-stage — задний выход на сцену. Во время самого первого рейда ОМОН я, как обычно, стоял за кулисами. Захват начался неожиданно и очень профессионально. Понять никто ничего не успел. Пробегая мимо, ОМОНовец в маске по ходу легонечко ткнул меня локтем в бок — и я свалился на пол с переломом ребра.
«TaMtAm» не был каким-то особенно наркотическим местом. В те же самые годы на станции метро «Ладожская» появился громадный рынок наркотиков. У входа там стояли толпы бабушек, которые причитали: «Анаша! Гашиш! Недорого!» В любое время суток вы могли удовлетворить там свое самое причудливое пожелание. На этом фоне наш клуб выглядел безобидно — уж очень долго «TaMtAm» был единственным музыкальным клубом страны, и ОМОН просто не мог нас не заметить. Кому-то из посетителей вызывали «скорую помощь», и тем же вечером это показывали в телевизионной программе «600 секунд».
Первым массовым наркотиком стал Пи-Си-Пи. Но реальное безумие началось, когда на смену Пи-Си-Пи пришли галлюциногенные грибы. Существовали секретные места, люди из уст в уста передавали координаты грибных полян, встречаясь, все вели особые шаманские разговоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58