А зубы у него, как у динозавра.
Нинель смотрела с надеждой, глаза то и дело прыгали в сторону больших декоративных часов на стене.
Пятясь, я вылез из-под стола, хлопнул себя по лбу:
– Знаю!
Быстро набрал номер, телефон работает, отец взял трубку, сказал «я слушаю», он никогда не говорит это привычное «алло», я сказал торопливо:
– Привет, это я. Валериан Васильевич еще не ушел?
– Пока здесь, – ответил отец заинтересованно. – Но уже выходит. А что?
– Дай ему трубку, пожалуйста!
Я быстро сунул трубку в ладонь Нинель. Нинель пропищала «алло» прислушалась, повторила, потом выпалила счастливо:
– Ой, как хорошо, что вас застали! А то у меня нет вашего телефона… У меня проблема. Только вы можете меня спасти!
До моего слуха донесся красивый баритон Валериана Васильевича:
– Спасти? Это по моей части. Я люблю спасать мир. Особенно в выходные. А еще лучше, если не какой-нибудь там мир, а красивую женщину, что, безусловно, ценнее. Что случилось, Нинель? Насколько срочно?
– Уже не так срочно, – ответила Нинель, – но я готова хоть…
– Тогда иду, – ответил Валериан Васильевич. – Нет-нет, не благодарите, а то у меня рубашка покраснеет от неловкости. Я как раз выходил, вот Михаил Русланович не даст соврать, а мне к вам по дороге.
Минут через десять в дверь позвонили. Валериан Васильевич бодро переступил порог, я заметил, как Нинель сразу ощутила облегчение и успокоенность. С Валерианом Васильевичем вошло то, что женщины отчаянно ищут в мужчинах: уверенность и надежность. Аура надежности струилась от него, как сухой жар, вытесняла воздух отчаяния и упадка, и вот уже даже от стен отражаются эти волны надежности, властности над жизнью.
– Что стряслось? – спросил он. Мы наперебой объяснили, он посмотрел удивленно, что за лузеры, сказал: – А зачем, вообще, терпеть? Кроль толстый, жирный. Шкура отличная, мех густой, плотный. Можно хоть продать, хоть самому кроличью шапку сделать. А мяса сколько?.. Хорошее нежное мясо, тут одного жира можно натопить целый тазик! Жир кролей целебный, помогает при подагре, ревматизме, остеохандрозе и выпадении коленной чашечки, а также еще при сотне болезней. У меня есть справочник, могу дать выписать…
Кроль делал отчаянные прыжки, с Валерианом он не рискнул играть, как со мной, но сильная рука ухватила за длинные уши, подняла. И хотя я знал, что так всегда берут зайцев и кроликов, но мне стало жалко, будто меня самого подняли за уши. Кроль отчаянно задергался, а когда понял, что вхолостую, повис с самым жалобным видом, как вытащенный из воды бобер.
– Да, – определил Валериан Васильевич, – жирный.
Нинель слушала, слушала, смотрела на пушистого гада, что лишил ее сегодняшнего доступа в Интернет, соглашалась, искренне желала, чтобы этот гад закончил жизнь под ножом этого… мужественного и сильного человека, потом, я это видел, начала представлять, как тот его зарежет… нет, это лучше не представлять, а вот как она будет есть это нежное мясо…
Она содрогнулась всем телом, словно ее скрутила судорога.
– Нет, – вырвалось у нее непроизвольное, – нет! Есть я его не смогу.
Валериан Васильевич пожал плечами. На красивом интеллигентном лице было презрение к таким мерехлюндиям.
– Хорошо, – согласился он. – Уже встречал такое, хотя никогда не понимал этой блажи… Хорошо, можно не есть. Можно продать мясо и шкуру, за вырученные деньги купить другое мясо и шкуру. Или купить новые шнуры и полкомпьютера в добавку!
Он захохотал, сильный и уверенный человек, настоящий мужчина, хозяин жизни. К таким любят прислоняться женщины: надежным, как они говорят. Добротным. Которые по ночам не гоняют по экранам игрушечные самолетики, а все в семью, все в семью…
Я пытался встать на его точку зрения, твердил себе, что съел бобра – спас дерево, но все равно было так гадко, словно я вместо бобра съел само дерево.
Нинель вдруг, неожиданно для себя, выхватила из его рук толстого гада, прижала к груди. В отместку кроль сильно двинул задними лапами по лобковой кости. Нинель закусила губу, побледнела, глаза стали совсем отчаянными.
– Нет, – выговорила она с трудом. – Нет… Я тогда вообще не смогу есть мяса… Никогда.
Валериан Васильевич удивился.
– Почему?
– Мне будет казаться… что это мой Васька.
Валериан Васильевич сказал покровительственно:
– Но ведь, если разобраться, все мясо, что мы едим, это мясо каких-то васек. Пусть даже безымянных кролей, кур, овец, коров. Ну и что? Мне, к примеру, аппетит не портит.
Он захохотал, сильный и уверенный. Надежный, добротный.
– Все равно, – ответила она сердито. – Это я знаю умом, но… не чувствую. А так буду и чувствовать!
– Это самообман, – констатировал он. – Компромисс с совестью.
– Да, – согласилась она. – Вот такая я. Не желаю знать из чего котлета на моей тарелке! Закрываю глаза. Трусливая я, трусливая!.. Но моего Васеньку не отдам.
Она поцеловала кроля в толстую морду. Тот фыркнул и чисто по-мужски попытался вырваться.
На прощанье Валериан Васильевич сказал сочувствующе:
– Я понимаю вас, но… учтите, кроли долго не живут. Сейчас можно полакомиться хорошим молодым мясом, а через пару лет он подохнет… извиняюсь, преставится от старости. Не сомневаюсь, будете лечить, ухлопаете кучу денег, но все равно околеет. Пропадет и мясо, и шкура. Да еще и хоронить придется! С таким слюнтяйским отношением не в мусорный же бак на улице?
Нинель видела в его глазах презрение и глубокую жалость, какую здоровые сильные люди испытывают перед увечными, смертельно больными или умалишенными.
Я сказал:
– А может быть, мы в самом деле… лузеры?
– Похоже, – ответила она сердито.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24