– Я свидетель, я свидетель! Гулял с собакой, увидел, как этот бритоголовый наглец набросился на молодого человека, и тот вынужден был-с, да-да, вынужден-с...
В очереди на меня уставились как на марсианина, но вдруг кто-то из сообразительных быстро сказал с убежденной веселостью.
– Я тоже видел!.. Кавказец напал первый!
– Ага, – выкрикнул еще голос. – Он... э-э... напал...
– Самооборона, – сказал еще кто-то глубокомысленно. – Я свидетель, что этот бандит всех нас хотел зарезать!.. Да что ты парень смотришь? Стреляй! Мы все подтвердим, что этот...
Сразу несколько голосов зашумело, в то числе и женские:
– Бандит!
– Он угрожал нам, я свидетельница!
– Давай в его рылу всю обойму!..
Кавказец исчез, только что был здесь, а тут же на его месте осталось небольшое завихрение воздуха. Его унесло с такой скоростью, что в родном тейпе заплевали бы за потерю достоинства.
В очереди весело и раскованно смеялись. Я видел, как разгибаются спины, а в глазах появляется то давно забытое с принятием христианства чувство, которое христианство определило как один из семи самых страшных смертельных грехов – гордость, достоинство.
Даже чересчур быстро, сказал себе трезво. Когда это победит, когда все будут при оружии и с прямыми спинами, а писаки с носом по ветру, вовсю изгалявшиеся над желанием иметь оружие, начнут воспевать это ношение, я уйду в оппозицию. Как бы это массовое вооружение не вышло боком, гордость не превратилась в надменность, пренебрежение чужим мнением! Впрочем, это потом. Сейчас куда важнее, чтобы оружие без помех мог покупать каждый, кто не сумасшедший и не сидел в тюрьме. По крайней мере, не за грабежи.
Поступил я, честно говоря, как мальчишка. В моем возрасте надо жить умом, а не чувствами. Правда, люди везде ведомы чувствами. Если буду по уму, то надо на другую планету. Только что поддержал крикунов, что требовали расправы над кавказцем... просто над наглецом, что пытался пролезть без очереди. Таких хватает и среди русских или хохлов. Проступок незначительный, за него даже не оштрафуют. Но... народ жаждал крови.
По сути, я спас шкуру, а то и жизнь кавказцу, русского уберег от тюрьмы, жене сохранил мужа, а детям – отца. Но на душе все же гадко, ибо...
Но где же тогда власть народа, если абсолютное большинство требует ужесточения наказания, смертной казни, а кто-то странный все смягчает и смягчает? Смертную казнь собираются отменить вовсе? Ведь даже интели, которые больше всего боятся показаться недостаточно интеллектуально развитыми, в микрофон говорят об отмене смертной казни, а дома на кухне орут, что всех этих наркоманов, насильников, бандитов и казнокрадов надо быстренько расстреливать по суду шариата, а вешать прямо на Красной площади!
А что такое закон? Это воплощенное в обязательное для всех мнение большинства народа. Только тогда закон соблюдают, ибо за ним не только пистолет милиционера, но и поддержка населения.
Но почему же тогда такой дикий перекос? Когда в Чечне начали расстреливать по суду шариата, в России даже те, кто люто ненавидел чеченцев, перекосился в зависти: вот бы и у нас так! Почему те могут поступать по правде и совести, а мы обязаны подчиняться каким-то нелепым законам, перенесенным хрен знает кем и откуда? Скоре всего, с Марса или еще откуда-то, где не воруют, не насилуют и уж тем более, не убивают.
– Законы только тогда работают в полную силу, – пробормотал я, – если их поддерживает народ. Или хотя бы понимает.
– Что? – послышался голос рядом.
Я вздрогнул, а Володя деликатно улыбался, возникнув как призрак прямо из воздуха. По ту сторону аллеи прогуливалась парочка, я их раньше не видел. Либо меня оберегают, либо готовятся пристрелить.
– Уже? – удивился я. – Как быстро...
– Вы гуляете двадцать две минуты, – напомнил Володя. – Ваша собачка изволила покакать дважды, семь раз пописала, а наши ребята штаны порвали, пытаясь поспеть за вами... раньше вас. А штаны у них от Кардена. Предлагал же вам президент переехать в более охраняемое место!
Я отмахнулся:
– Да ладно. Лучше прожить год львом, чем сто – овцой. Сейчас отведу Хрюку, кофе уже пил, так что не задержусь.
Машина Володи стояла возле подъезда. Когда я поднимался по ступенькам, с моего плеча на коричневую дверь скакнул солнечный зайчик. Если кто-то с дальних крыш рассматривает через оптический прицел мою стрижку, то был бы красный кружок. А это забавляется ребенок из дома напротив. Ребенок. Просто ребенок.
Глава 2
Когда машина вырулила на магистраль, Володя поинтересовался с хорошо рассчитанной ленцой:
– А что там народ шумел?
– Первое применение оружия, – ответил я, все еще чувствуя неловкость от мальчишечьего поступка. – Правда, без выстрелов.
Он покосился круглым как у птицы удивленным глазом:
– Применение?
– Применение, – повторил я. – Володя, у тебя, сколько звездочек на погонах? Для тебя применение – это если всю обойму в упор, да?.. Гм, вряд ли у того мужика есть разрешение на ношение. На хранение дома – да, но чтобы выносить на улицу...
Володя буркнул:
– Теперь хоть обыскивай народ. Каждому зудит ходить по улице с пистолетом в кармане. Начнется выяснение кто кому на ногу наступил в троллейбусе.
Я сказал с иронией:
– А пока что каждый, заполучив оружие, тут же хотел бы ограничить его выдачу остальным. А то и вовсе запретить. Что, задевает? Мол, у каждого может оказаться пистолет не хуже, чем у тебя? Ты столько добивался, анкету делал, экзамены сдавал, а им стоит только справку предъявить, что не сумасшедшие и что не сидели!
Он понял, засопел, долго молчал, затем буркнул:
– У них пистолеты могут оказаться и получше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20