Понятно?
- Понятно... Что же тут непонятного, - вздохнул шофер, - садитесь.
Я сел на свое любимое заднее сиденье.
- Тебя как звать-то?
- Коля. А Петр Петрович разве не сказал?..
- Ему там совсем некогда.
Шофер вырулил на улицу.
- Куда поедем?
Он застал меня врасплох своим вопросом.
- А мы сначала домой к Петру Петровичу. Он сказал, ты меня довезешь,
покажешь. Велел супруге своей передать, что задержится.
- Да? А по телефону не проще?
- Хм... Он меня лично попросил. А я его волю уважаю.
- Ну лично, так лично, - Николай развернул машину в неположенном
месте, - бояться было нечего, машин не было совсем.
Снаружи было так пусто, что казалось, будто Москва стала подводным
городом.
- А что это нет никого на улицах? Случилось чего?
- Так ведь праздник! День Мира! Празднуют все. Неужто не знаете? Вот
ведь потеха... Извините, ежели чего не так говорю. Мои сейчас тоже
пьянствуют, отец из Кенигсберга приехал, гостинцев привез.
Я посмотрел на часы в приборном щите и успокоил водителя:
- Не волнуйся, к восьми точно дома будешь.
- А что, за Петром Петровичем заезжать потом не надо больше?
- Нет, больше не надо...
- Вот и славненько. А у меня отец на флоте работает - рыбу привозит
изредка - высший класс!!! У них там с рыболовством не ахти, но вот
достает... Знакомства...
- Да, без этого жить теперь нельзя.
- Это точно. Раньше вот было больше порядка. А теперь, - он махнул в
отчаяньи рукой, - Ерунда одна.
- Ну, Коля, это не нам с тобой удить, ерунда или не ерунда...
- Это точно. Судильщики найдутся. Этих судильщиков у нас пруд пруди.
Эх, Россия... А то еще как бывает - наворочает какой-нибудь деловой, а
потом - мол, это было историческое решение. А откуда им знать - какое оно.
Может, оно через десять лет и вовсе позабудется. А может, было лучше совсем
по-другому. Или, наоборот, совершенно все равно - как... То есть через
пятьдесят лет у людей в головах все равно все устаканится... Ну, будут они
жить чуть лучше, чуть хуже... А думать все равно будут, что живут
нормально. Люди - они почти ко всему привыкают... Я вот как засыпаю - все
время смерти боюсь. Я подумал - почему. Потому что неизвестно - что после
меня будет. Но ведь будет, определенно, это ж как пить дать! Вот и обидно.
Правильно я говорю?
- Ты слишком что-то болтливый. Не погонят с работы-то?
- Не-а... Я же говорю - знакомства... - Николай рассмеялся, но я
почувствовал, что он замолчал надолго.
Молчал он до самого места.
- Вот, это здесь, пятый этаж, квартира сто пять.
Я поднялся на пятый этаж пешком, раздумывая о том, что я скажу его
жене.
На мой звонок долго не открывали дверь, потом кто-то подошел к двери и
долго изучал меня в широкоугольный глазок.
- Кто там?
Я снова достал удостоверение из кармана, показал в глазок:
- Я из Управления.
Дверь открылась. На пороге стояла худенькая женщина в коричневом
платье. Позади, из большой комнаты, выглядывала девчонка с русыми
косичками.
- Мама, кто это пришел? Что это за дядя?
- Это с папиной работы, не мешайся, иди в детскую... Проходите же...
- Да я, собственно... - я понял, что не знаю как ее зовут, и
вопросительно посмотрел на нее, ожидая подсказки.
- Клавдия Ивановна.
- Я на минутку... Видите ли, Клавдия Ивановна, - я судорожно перебирал
в памяти фильмы военных лет, где родственников погибших оповещали о
случившемся, - Дело в том...
- Что-то с Петей? - один из многочисленных сценариев сработал, все
потекло без прежнего напряжения.
- Да...
- Это серьезно?.. - она была готова заплакать, едва сдерживалась.
- Это навсегда...
Она охнула, отвернулась от меня, махнув бессильно рукой, мол,
проходите, подождите, и ушла. Я закрыл дверь.
Телевизор в большой комнате показывал синие часы. Было без малого
шесть.
Окно за телевизором было открыто, я сел рядом, чтобы подцепить
побольше свежего воздуха. Стало слышно, как в соседней комнате, за закрытой
дверью рыдает женщина.
Под окном медленно прогрохотал трамвай, остановился. Люди вышли,
рассосались по подворотням. Больше всего утекло в дом напротив, Урод
постройки тридцатых годов, типичный памятник строек коммунхоза. Говорят,
что там в квартирах даже не было кухонь - предполагалось, что все будут
питаться совместно, внизу на первом этаже. Интересно, как они его
перестроили?
Мне стало противно от всего этого: трамвай под окном, эти мостовые,
эта развалина напротив. Я представил себе город сверху, как огромное варево
мерзкого темно-зеленого цвета. Кто-то мешал ложкой, и на поверхность
всплывали и лопались радужные, необычайной красоты пузырьки. Захотелось
ударить в бок чана, опрокинуть, забыть этот кошмар.
¬Это ничего, это пройдет. Это реакция...- Но ничего не проходило.
Бело-голубой тюль рядом с телевизором то надувался, то опадал. Во дворе
играли дети.
После продолжительного молчания, в телевизоре заиграла музыка,
печальный голос в динамике стал говорить какие-то давно привычные, близкие,
но почти не нужные фразы.
- Мама, мама, не плачь, там же дядя чужой, он ждет, мама! - слышалось
из соседней комнаты.
- Сейчас, сейчас, доченька, сейчас, - женщина успокаивала не столько
дочку, сколько себя. Через пару минут, она вышла ко мне, вытирая лицо
мокрым уже платком, подошла к телевизору, выключила.
- Простите. Как это случилось? Что теперь?
Она стояла прямо передо мной, и мне показалось неудобным сидеть в ее
присутствии, но встать я не мог - так близко она подошла ко мне.
- Задержание опасного предателя... Мы не успели подъехать, все было
уже кончено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35