Не успеть - даже быть рядом. "Глаза... глаза мои... какая боль..."
"Учитель!.." Он шел и шел под истекающим звездами небом. "Умереть..." Он
знал - умирать долго и мучительно, возвращаться - и вновь умирать.
Но сейчас он хотел этого.
"Сердце мира билось в твоих обожженных ладонях..." Не сумел -
защитить. Не сумел даже - разделить боль. "Будь я проклят!.."

...Эонве предстал перед ним, снизойдя до разговора с Черным Майя,
слугой Врага: Эонве блистательный, в лазурных - золотых - белоснежных
одеждах, Эонве громогласный - "уста Манве", Эонве великий, глашатай Короля
Мира.
- Зачем пришел ты, раб Моргота? - с презрительной надменностью
победителя бросил он.
Тяжелая золотая гривна, осыпанная бриллиантами и сапфирами,
охватывала шею Эонве, как ошейник.
Ошейник.
Саурон стиснул зубы.
Глашатай Манве казался сгустком слепящего света рядом с Черным Майя.
Алмазная пыль Валинора покрывала его золотые волосы; это казалось слишком
неуместным в окровавленном сумраке Средиземья.
Эонве счел молчание Саурона растерянностью и покорностью; и возвысил
голос.
- Твой хозяин уже получил свое за все зло, причиненное Средиземью.
Твоя участь не будет столь тяжела - ты всего лишь исполнял приказ...
Конечно, я ничего не могу решать; но принеси покаяние, склонись перед
величием Валар - и они простят тебя, как был прощен бунтовщик Оссе:
Великие милостивы. Ты верно понял: сила и правда - на нашей стороне. Воля
Единого...
Он говорил и говорил - громко, высокомерно, кажется, наслаждаясь
звучанием собственного голоса.
А Саурон не слушал его.
Не слышал.

- ...Говоришь, против чести? - издевался Тулкас. - Ну, что ж, я могу
предложить тебе честный бой... Одолеешь - свободен и прощен. Ну, как?
- ...А теперь беги, - сказал Ороме, возвышаясь в седле. - Беги,
может, спасешься. Если мои собачки позволят, - усмехнулся он.
- ...Увидишь, человек ты или нет, - прошипел Манве. - Ты подохнешь и
вернешься, и опять будешь умирать и возвращаться - до Конца Времен! Тогда
ты запросишь смерти, но я не дам ее тебе!
...Йаванна не хотела крови, она просто прогнала и прокляла ученицу,
не желавшую покаяться.
- ...Учитель, я не могу так... Ведь я - виновен, как и они... За что
ты караешь меня жизнью? Почему ты не отдал меня Манве?..

"За _ч_т_о_ ты караешь меня жизнью?!.."

Он стискивал руки, вгонял ногти в ладони, но лицо его было неподвижно
- застывшая маска.
"Что с ними сделали, будьте прокляты, будьте прокляты... Они даже не
были твоими учениками, но они сражались за тебя, а я... А я?!.. За что, за
что, зачем... Я должен был идти с тобой до конца... Учитель, Учитель... Я
виноват во всем, и ты принял кару - за меня... не могу... зачем... ты -
всесилен, а я... ничего не знаю, ничего не умею... Учитель..."
Он словно погружался в омут глухой тоски, и тяжелая, как ртуть,
серо-зеленая вода смыкалась над ним - медленно и равнодушно. Казалось, он
утратил способность видеть и слышать: только густой слоистый туман перед
глазами да пронизывающая, высокая, на пределе слышимости нота, впивающаяся
в измученный мозг; и равнодушная жестокая рука сжимает саднящий комок
сердца, пульсирующий бесконечной болью.


НАМО
Он шел, и все бежали перед ликом его, и воплощение Гнева Единого
Тулкас упал ниц, закрывая голову руками, перед гневом Намо-Мандоса. Он шел
стремительно, прижимая к груди Книгу и смеялся во гневе, ибо знал, что
свободен. И радовался своей наконец-то осознанной им самим силе. Он шел к
Вратам, и от быстрой его походки темные его волосы отлетали назад, словно
черный ветер. Он не остановился, чтобы оглянуться. Он не остановился,
чтобы вдохнуть в последний раз воздух Арды. Так же стремительно, как шел,
он шагнул во Тьму. Он не боялся. Он знал и был готов.
И притаившаяся за Стеной Ночи мучительная боль прыгнула на него,
словно дикий зверь, словно собаки Ороме. Эру не сулил легкой смерти своим
непокорным детям...
"Вернись. Вернись в Арду. Покайся", - вкрадчиво шептал чей-то мягкий
голос, когда боль на миг покидала его, словно сговорившись с голосом. А он
был упрям. И он делал новый шаг, и снова он превращался в комок обнаженных
нервов, плоти без кожи, нещадно терзаемой яростной болью.
Он уходил, в агонии разрывая последние слабые нити связи с Ардой,
словно вырываясь из паутины, и лишь мысль о Книге не позволяла ему
потерять свое "я", ибо боялся он, что, умерев, потеряет и Книгу Арды.
Боль, боль, боль... Он был слишком могуч, Владыка Судеб Арды, чтобы
умереть быстро. Но все же смерть пришла, прекрасная и милосердная, и
почему-то в последний миг Намо показалось, что Ниенна, его сестра, ласково
кладет ему прохладные ладони на больные глаза...

Сначала было ощущение бытия, и лишь потом - осознание этого ощущения.
Веки были тяжелы, словно ладони Ниенны действительно лежали на его лице.
Все тело было легким, и непонятное ощущение радости чего-то предстоящего
заставляло быстро биться его сильное сердце. Но и на сердце была какая-то
тяжесть. Возвращаясь, он начал все четче воспринимать окружающее, и настал
миг, когда он понял, что он не один, и этот второй "кто-то" действительно
положил руки на его глаза и сердце.
Он думал, что он говорит. Но не услышал своего голоса. Только губы
слабо дрогнули.
- Ниенна? - еле слышно произнес он. - Ниенна? Я - где?
Тяжесть рук исчезла. Но он не мог открыть глаза - слабость разлилась
по всему телу. "Книга! Где, где она?" - вспыхнула в голове мысль, и он
дернулся, пытаясь встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51