Этот защищённый раб казался таким самоуверенным! Почему, если у него нет костюма?
Они снова обыскали весь Тритон. Кзанол-Гринберг видел растущее недоумение и неуверенность Кзанола, пока велись поиски. Костюма на Нептуне не было, не было его и на спутниках, определённо не было и на другом корабле, который не мог долго оставаться на орбите. Где же он?
Двигатель отключился. Кзанол повернулся лицом к своему мучителю и вдруг почувствовал, что его мозг сжимается и становится плоским. Кзанол направил в него всё, что имел: вопящее чувство, тарабарщину, приказы, ярость, неприкрашенную дикую ненависть и вопросы, вопросы, вопросы. Пилот застонал и схватился за голову. Штурман, завизжав, вскочила, повернулась наполовину и умерла с пеной на губах. Мёртвая, она по-прежнему стояла у игрового стола; её удерживали от падения только магниты в сандалиях. Кзанол-Гринберг смотрел на тринтанина как на торнадо.
Ментальное торнадо закончилось.
— Где он? — спросил Кзанол.
— Давай договоримся. — Кзанол—Гринберг повысил голос, чтобы было слышно и пилоту. Уголком глаза он увидел, что тринтанин сделал перестановку: пилот вышел из кабины и занял место штурмана в качестве транслятора.
Кзанол вынул свой разъёмный нож. Он рассматривал дезинтегратор с крайним пренебрежением. Возможно, он не считал его оружием. В любом случае никто не применял оружие против тринтанина, разве что другой тринтанин. Он раскрыл лезвие на восемь футов и был готов одним махом раскроить мятежное тело этой разумной твари.
— Я не боюсь тебя, — сказал Кзанол-Гринберг. Он не спешил поднимать дезинтегратор.
— ВЫЙДИ, — сказал Кзанол пилоту.
Кзанол-Гринберг мог бы закричать от радости. Он выиграл! Рабы не имеют право присутствовать во время сражения или ссоры между двумя тринтанинами.
Пилот медленно двинулся в воздушный тамбур. Слишком медленно. Неужели какая-то моторная зона выгорела при умственном шоке, или раб был нерасположен уходить. Кзанол прозондировал его.
— ВСЕ НОРМАЛЬНО. НО ПОТОРОПИСЬ.
Пилот быстро влез в скафандр, чтобы выйти. Семья Рейкарливов никогда не обращалась дурно с рабами…
Дверь воздушного тамбура повернулась и закрылась. Кзанол спросил:
— Как договоримся?
Он не понял ответа. Чувствуя отвращение к самому себе, он произнёс:
— Мы должны включить радио. Ага, вот оно.
И повернулся к стене. Пара вкусовых щупалец дотянулась до ниши и щёлкнула выключателем. Теперь пилот через динамики скафандра мог слышать, что говорил Кзанол-Гринберг.
Никому и в голову не приходило, что они двигаются по кругам Робин Гуда. Раба невозможно представить личностью.
— Я повторяю, — произнёс Кзанол. — Как договоримся?
— Я хочу быть твоим партнёром по контролю над Землёй. Наше соглашение будет действительным даже тогда, если мы найдём других существ, подобных тебе или правительство тебе подобных. Половина твоя, половина моя, и плюс твоя полная поддержка в создании для меня усилителя. Первый шлем пусть будет твоим; он может не подойти для моего мозга. Я хочу, чтобы ты поклялся… Подожди минуту. Я не могу этого произнести. — Он нашёл лист для бриджа и написал точками и завитушками чужого языка слово “пртуувл”. — Я хочу, чтобы ты поклялся защищать мою половину владений изо всех сил, никогда не подвергать опасности мою жизнь или здоровье, а взамен я доставлю тебя туда, где ты можешь найти второй костюм. Поклянись, что мы заставим людей сделать мне другой усилитель, когда вернёмся.
Кзанол думал целую минуту. Его умственный щит был таким же твёрдым, как двери лунного форта, но Кзанол-Гринберг прекрасно разбирался в его мыслях. Тот тянул с ответом, чтобы произвести впечатление. Конечно, он решит дать клятву, поскольку клятва “пртуувл” обязывала тринтанина перед тринтанином. А Кзанол считал его только рабом…
— Хорошо, — произнёс Кзанол. И он дал клятву “пртуувл”, не пропустив ни единого слова.
— Прекрасно, — похвалил Кзанол-Гринберг. — Теперь поклянись на тех же условиях, но по этой клятве. — Он вытащил лист для бриджа из грудного кармана и передал ему. Кзанол взял его и вгляделся.
— Ты хочешь, чтобы я поклялся ещё и клятвой “кпитлитхтулм”?
— Да. — Не было нужды читать её Кзанолу или скрывать свою дельфинью усмешку. Клятва “кпитлитх-тулм” заключалась между тринтанином и рабом. Если он произнесёт её в дополнение к клятве “пртуувл”, он будет вынужден придерживаться их, пока не решит считать Кзанола-Гринберга растением или бессловесной тварью. Но это будет уже бесчестием.
Кзанол отбросил бумагу. Его умственный щит почти мерцал, настолько он был жёстким. Его челюсти широко раскрылись, губы оттянулись назад с игольчатых клыков в улыбке, которая была ужаснее, чем у тирранозаврус рекс, который выслеживал палеонтолога, или чем у Лукаса Гарнера, когда тот выслушивал хорошую шутку. Посмотрев на Кзанола, вряд ли кто усомнился бы в его плотоядной натуре. Изголодавшийся хищник, готовый сожрать вас в любой момент. Можно было забыть, что Кзанол наполовину легче человека, и вместо этого помнить о том, что он опаснее ста скорпионов, трех диких котов, стаи муравьёв или пираний.
Но Кзанол—Гринберг принял это за улыбку печального восхищения, весёлый отказ в пользу превосходящей напасти, за улыбку потерявшего. Через свои тринтанские воспоминания он видел кое-что ещё. Улыбка Кзанола была такой же фальшивой, как и медный транзистор.
Кзанол повторил клятву четыре раза и сделал четыре сводящие ритуал на нет технические ошибки. На пятый раз он сдался и поклялся по правилам.
— Теперь правильно, — сказал Кзанол—Грннберг. — Пусть шест доставит нас на Плутон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62