– Ну, еще и не такое бывает, Донна Кей. Если это приглашение, тогда я поработаю над письменным ответом.
Мы во второй раз спустились с дерева, и я проводил будущую чужую невесту до ее коттеджа. Финальный акт пьесы, в которой главные роли играли Талли Марс и Донна Кей Данбар, завершился, и хотя все вышло не совсем так, как я планировал, Донна Кей по-прежнему оставалась моим другом.
У дверей коттеджа она тихо пожелала мне спокойной ночи и дружески клюнула в щеку. Это был не киношный любовный поцелуй, но удался он на славу: я почувствовал себя прощенным. А потом (ну точно как героиня мелодрамы) она исчезла за бамбуковой занавеской.
12. Будь я похож на молнию
И снова мне помог выбраться из болота не кто иной, как Мистер Твен. Всю ночь мне снились какие-то страсти, а разбудило знакомое и предсказуемое ржанье моего коня в загоне.
Хотя еще даже не рассвело, настало время отвести лошадку к берегу.
Донна Кей привезла на базу «Потерянные мальчишки» не только известие о своем браке – она привезла с собой еще и отличную погоду. Я вскарабкался, держась за холку, на борт Мистера Твена и повернул его к востоку. Начинался великолепный тропический день. Призрачные ночные ветры улеглись, им на смену пришел ласковый бриз. Бухту ковром устилали легкие волны. Мистер Твен норовил пуститься вскачь, да и мне не мешало бы проветриться: в голове спуталась паутина.
По плану мы должны были встретиться на пристани в девять. Сэмми Рэй и Баки как раз успеют к приливу на южной стороне бухты, Вилли полетит в Мериду, а я останусь развлекать Донну Кей. Я понятия не имел, что она захочет делать. Несмотря на наши прошлые отношения и откровения в доме на дереве, она по-прежнему оставалась клиентом, а я – гидом.
Я мчался галопом, поднимая тучи брызг, и пытался хоть немного оторваться от Джонни Красной Пыли, алабамского свадебного звона и этого ноющего вопроса: «Что я, черт возьми, делаю со своей жизнью?!»
– «Лишь я на лодке на лошадке поплыву», – пропел я неподвижным оранжевым морским звездам, распластавшимся на отмелях и понятия не имевшим, кто такой Лайл Ловетт. Мы скакали вдоль берега к городу, а я все повторял эту строчку, как заезженная пластинка. В конце пляжа я повернул Мистера Твена, и мы ринулись в разбивающиеся о берег волны. И закончилось все так, как я всегда ощущал себя с Донной Кей, – я погрузился с головой.
Через некоторое время мы с Мистером Твеном вернулись поближе к берегу, растянулись в чистой карибской воде и, лежа на боку, поглядывали друг на друга. Мистер Твен смотрел на меня с этим своим выражением в больших карих глазах: «Ну и что дальше?» – а у меня не было ответа.
Мы пустились в обратный путь. Маленькое грозовое облако на мгновение затмило солнце. Мистер Твен замер. Сквозь серую пелену дождя под темной тучей выгнулась обжигающая вспышка молнии и, ударив в океан, подняла к небу облако водяных брызг. Снова вышло солнце, но что-то навсегда изменилось. Я посмотрел на часы. До встречи на пристани оставался еще час. Я понятия не имел, что уготовил мне наступающий день, но одно знал точно: он начнется с завтрака.
Я повернул Мистера Твена к городу – царству кукурузной каши с сыром и huevos rancheros. Я потер талисман и стал напевать своему коню:
Будь я похож на молнию,
К чему мне были б кеды?
Я приходил и уходил бы почем зря.
Пугал бы поддеревьями.
Пугал под фонарями,
Но не гонял лошадку бы в моря.

13. Бабушка-призрак
Я направился по Мэйн-стрит в кафе «Ла Косина». Пока я расправлялся с завтраком на крохотной круглой площади в конце главной улицы Пунта-Маргариты, на противоположной стороне круга появилась старушка с раскладным брезентовым стульчиком и мольбертом. Она несколько раз обошла вокруг фонтана и наконец выбрала вид на церковь. Разложив хозяйство, она села и вытащила из парусинового мешка большой блокнот для набросков.
Незнакомка была точно американкой, но не туристкой. У нее был закаленный вид, свойственный всем настоящим путешественникам. Кроме того – она рисовала! Меня это заинтриговало. На ней была длинная юбка цвета хаки и синяя рабочая блуза. Лицо скрывала выцветшая широкополая шляпа.
Я потягивал остатки Кофе и наблюдал, как ее рука превращает чистый лист бумаги в произведение искусства. Вдруг ее карандаш замер, она неспешно, словно в замедленной съемке, повернулась, взглянула на меня и улыбнулась, пробрав меня до самой моей тропической души.
Если визит Джонни Красной Пыли прошлой ночью оказался недостаточен, то старушка, рисующая на площади, точно напомнила мне, что я был не первым членом семьи Марсов, убежавшим в тропики. Титул Первого Тропического Экспатрианта принадлежал моей почти прабабке – Саре Сойер Марс, больше известной своим правнукам как «Бабушка-Призрак».
На мой взгляд, связывает некоторых людей с понравившейся им картиной не желание нарисовать ее самим, а скорее желание оказаться в месте, изображенном художником. Знаю, ковбоям вообще-то не свойственно становиться коллекционерами произведений искусства, но я ничего не могу с собой поделать: это у меня в крови. А началось все с Бабушки-Призрака.
Искусство связало меня с тропиками задолго до того, как я купил святую Барбару на блошином рынке и, сняв свои ковбойские сапоги, впервые утопил босые ноги в песчаном пляже. Может, после исхода из Вайоминга я и продал свой грузовик, трейлер и большую часть сувениров, которые копил годами, но мой конь и две мои картины остались при мне.
Я уже рассказывал историю «Святой покровительницы молний». А вот вам история другой картины из коллекции Талли Марса. Картина называется «Сердце Анд», а ее автор – великий американский художник-пейзажист Фредерик Эдвин Чёрч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125