И добавил уже Климову: — Вот такие у нас сторожа! А потом народ интересуется по телику, почему участились квартирные кражи? А?
Но консьержка пришла-таки в себя и довольно внятно сумела объяснить только один факт, о котором вспомнила:
— Вчера, часов в одиннадцать…
— Вечера? — тут же сделал «стойку» Климов.
— Утра, — поморщившись по поводу невежливого собеседника, перебившего ее, неохотно продолжала вспоминать Маргарита Николаевна, — к Морозову приходила молодая дама.
— Дама? — удивился Климов. — А как выглядела? И почему вы решили, что она обязательно дама? Ну молодая — понятно.
— А потому что это была не девица, — отрезала консьержка. — И обручального кольца у нее на правой руке не было. Как и на левой — значит, и не разведена. Но она была молода и прекрасна.
— Вы лицо ее запомнили, конечно?
— Нет! — гордо ответила консьержка. — Я не имею обыкновения запоминать лица дам, которые навещают молодых и обаятельных мужчин. У них всегда найдется повод не афишировать своего присутствия, и это полагается знать приличному человеку.
Вот так, получил Климов выговор.
— Но может быть, вы хоть что-то запомнили еще? В чем была одета? Высокая, низкая, толстая, стройная? И почему просто красивая? Красота бывает разной, между прочим, — съязвил Климов.
— Какая бывает красота, молодой человек, — сухо возразила консьержка, — мне знать лучше, я старше вас, пожалуй, вдвое. И я, например, сразу вижу: красив человек или нет. Как идет, как спинку держит, как голову поворачивает, как здоровается, просто кивая или протягивая руку…
— Вы, наверное, в театре служили? — с усталым вздохом догадался Климов.
— До пенсии, в обязательном порядке.
— М-да, с вами ясно… Но вы хоть какие-нибудь характерные черточки запомнили? Вас же в театре, поди, этому учили? Ну когда образ создавали? Или как это у вас называлось?..
— Я работала билетером, молодой человек. И ваши образы меня совершенно не интересуют. Я повторяю, дама была молода, красива, очень стройна и правильно держала спинку. Этого вам мало? Увы… большего я вам…
— И часто она тут появлялась?
— Я работаю относительно недавно, полгода и — через день. На моей памяти ее не было. Впервые увидела. Спросите Таисию Прокопьевну из шестидесятой квартиры, она собачку выгуливает, может быть, она видела… Но если хотите знать мое мнение, то я полагаю, что приход дамы к молодому человеку в одиннадцать поутру не может иметь никакого отношения к убийству… ах, боже мой!.. которое, по вашим словами, произошло через двенадцать часов. Абсурд какой-то!
— Ну касаемо того, как держать правильно спинку, тут я с вами не спорю, а насчет убийства позвольте не согласиться. У нас не театр, а уголовное преступление… А если мы вам, к примеру, покажем эту даму, вы ее узнаете?
— Какие могут быть сомнения! Разумеется.
— Хорошо, спасибо. Будем иметь в виду… А в своей квартире Морозов проживал один?
— Вообще-то один, но у него постоянно бывали люди. Ночевали даже. Разные, много. В том числе и женщины.
— Ничего себе… — покачал головой Климов. — Ну пойдем. — Он кивнул тем, кто был с ним.
Поднялись на третий этаж. Стали звонить в квартиру, но никто не отозвался. Было высказано предположение, что если кто и есть тут, то, возможно, еще спит. Но и на стук в дверь никто не отозвался. Зато вышли из своих квартир соседи по лестничной площадке и стали смотреть. Но и они ничего не знали и с Морозовым фактически были незнакомы. Он рано уезжал и поздно приезжал. Компании вроде бывали. Вот и все сведения.
Наконец дверь открылась, но не та, которая была нужна, а этажом ниже. И раздраженный женский голос прокричал:
— Эй, чего шумите-то? Надоели уже! Вчерась полночи тыркались, опять начали? Я терпеть больше не стану, сейчас милицию вызову! Ну никакой совести у людей! Даже в праздник от них покою нет! Чтоб вы все там!..
И, словно помогая своей хозяйке расправиться с нежелательными «гостями», оттуда же раздался громкий, почти пронзительный, заливистый собачий лай. После чего дверь захлопнулась так громко, что показалось, будто даже качнулись перила лестницы. Ну силища у тетки!
Выслушав «речь», Климов удивленно покачал головой, хмыкнул и попросил оперативника разыскать местную жилконтору, чтобы вызвать оттуда представителя, если таковой найдется, и слесаря. Он понимал, конечно, что именно сейчас, в это время дня, и найти, и разыскать, и привести — дело почти тухлое, но ведь надо же! Либо придется вскрывать собственными силами и составлять соответствующий протокол. Впрочем, протокол в любом случае придется составлять. Добавив «подождите», Климов отправился вниз. Слышно было, как в той квартире, где лаяла собака, громко прозвенел звонок.
Дверь распахнулась так, что, стой Климов поближе, ему наверняка бы расшибло нос. Он отступил еще на шаг от высунувшей голову пожилой женщины с яростно горящими глазами и сказал извиняющимся тоном:
— Вы хотели видеть милицию, гражданка? Она здесь. Я — следователь прокуратуры, вот мое удостоверение.
Тетка внимательно прочитала, что там было написано, потом сравнила фотографию с оригиналом и смягчилась.
— Это — другой разговор. Заходите, товарищ милиционер. — Ей, видать, было все едино, — что милиция, что прокуратура. — Заходите, не бойтесь, я вам все изложу в лучшем виде! Султан, фу! Свой! Не бойтесь, он не укусит…
Целых полчаса переминалась с ноги на ногу прибывшая бригада. Понятые сели на ступеньки и закурили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18